— Теорию струн называли «Теорией всего». Она обладает огромным потенциалом. Жаль, что сегодня некому ее развивать.
— Если в нашем мозгу существуют структуры одиннадцати измерений, значит ли это, что когда-нибудь мы сможем существовать во всех одиннадцати измерениях? — спросила она.
— Именно так. Эволюция — процесс безостановочный. Так что, возможно, через много сотен тысяч лет мы сможем увидеть невидимое, — ответил я.
— Но мы уже наблюдаем невидимое.
Мы взглянули на нее, нахмурившись, не понимая, к чему она клонит.
— Зараженные общаются мыслями, — пояснила она. — Что если это и есть тот малый переход в измерение, где возможно посылать невидимые сигналы через огромные пространства?
Мы с Кристиной переглянулись и улыбнулись. А девчонка-то соображает. Мы даже не рассматривали эту часть теории. Наверное потому что из всех нас именно Тесса чувствовала инфицированных на расстоянии, судя по рассказам Кейна.
— Ты слышишь их мысли? — спросила Кристина.
— Нет, но они определенно слышат мои. Они говорят, что я свечусь.
— Светишься?
— Ага. Они видят меня как свет маяка.
— Кейн ничего не говорил про это.
Тесса вздохнула, а потом ответила:
— Наверное приберег это для своих будущих открытий, а я его только что сдала. Так себе подружка из меня.
Мы хмыкнули. Тесса смотрела то на меня, то на Кристину, и тогда я понял, что весь этот диалог скрывал в себе ее намерения: она, как истинный солдат, производила разметку периметра, изучала его, анализировала нестыковки. Тесса изучала нас и наши отношения.
— Ты пришла для этого? Поговорить о вирусе? — спросила Кристина осторожно.
Тесса пристально взглянула на нее. Потом также посмотрела на меня и покачала головой. Мы внутренне приготовились к разговору о дележе территории с названием Кейн.
— Но я услышала все, что мне нужно, — ответила она.
И вдруг встала со стула.
— Что это значит? — спросила Кристина.
— Ой да брось. Вы ж как три клона. Ваши мысли, теории, вы даже предложения строите одинаково. Взять хотя бы ваше вездесущее «именно», — ответила Тесс.
Я улыбнулся. Кристина все так же сидела, пытаясь понять смысл слов Тесс. Он был прост: Тесса отступала.
— Завтра мы возвращаемся в Бадгастайн, Кейн остается здесь. Предстоит много работы, прежде чем мы сможем привезти сюда людей. Кейн подходит для дистанционной координации лучше всех.
Тесса уже направилась к двери, как вдруг Кристина вскочила и произнесла:
— Погоди! Так ты его лю…
Она проглотила слово наполовину, то ли боясь услышать ответ, то ли боясь самой произнести его.
Тесса медленно развернулась, и в следующую минуту я стал боготворить эту женщину за искренность.
— Кейн… со всей его депрессией и хмуростью… классный парень. Мне будет его не хватать, — сказала она. — Но недавно мне открыли глаза на то, что он слишком стар для меня.
Она подмигнула Кристине и ушла также внезапно, как и появилась в наших жизнях.
19 февраля 2071 года. 09:00
Тесса
— Возьмем курс по шоссе А10 и А8, под Розенхаймом будем в полдень. Там найдем распределительный центр, осмотрим повреждения и я смогу сказать точнее, за сколько управимся, — Антенна показывал маршрут на планшете.
— Закончить нужно до глубоких сумерек, — говорю я, глядя на карту, что Антенна демонстрировал на своем планшете.
— Постараемся как можно быстрее добраться до дома.
Я посмотрела на Антенну и невольно улыбнулась. Он понял, что моя улыбка — реакция на его слова о доме. Он пожал плечами и прошагал к Аяксу Теслы.
Дом.
Ляжка всегда повторяет, что дом там, где сердце. Умирает ли часть сердца, когда твой дом уничтожают? Я думаю, да. Потеря Желявы никого не оставила прежним. Ее смерть полоснула по сердцу мечом, и мы прикладываем все возможные силы, чтобы эта рана не загноилась: находим себе цель, продолжаем искать смысл и мотивируем собственное Я продолжать идти вперед.
Я вошла в Аякс Маяка, Кэмэл привычно занимал место водителя и проверял работу систем. Я оглядела внутренность нашего грозного бронированного зверя. Я уже давно в нем не езжу, предпочитая оставить место для пахнущих друзей. К Киске я привыкла, но в Аяксе я тоже оставила частицу сердца, а потому навещаю его перед тем, как отправиться в миссию.
— Эй, места только для людей, — раздался голос Калеба сзади.
Я обернулась, он взглядом указывал на изображение над главным люком. Перечеркнутый жирной красной линией кровосос, нарисованный детской рукой.
— Как это здесь появилось? — удивилась я.
— Фунчоза все Аяксы так раскрасил.
— А смыть не пробовали?
— Он краску на грунт положил, даже растворитель не берет.
Калеб встал рядом со мной, и мы вместе смотрели на художества Фунчозы.
— Говорит, в перспективе разделить туалеты: для цветных и для белых.
— И кто из нас кто? — нахмурилась я.
— Ну вы бледнее, поэтому я — цветное меньшинство.
Калеб ухмыльнулся, я тоже.
С расовых распрей сто лет прошло, а мы до сих пор делимся на цветных и белых. Разница между конфликтами прошлого и нынешним в том, что наш союз с людьми опасен для них из-за риска заражения. Мысли сами потянулись дальше.
— Думаешь, это возможно? Сосуществование между нами? — спросила я.
Калеб чуял мою грусть на уровне невидимых эфирных волн. В такие моменты он легонько касался меня плечом к плечу, такая же невидимая поддержка как и понимание.
— Я думаю, мы уже демонстрируем неплохой потенциал этой идеи, — ответил он.
Он был прав. Уже третью неделю Бадгастайн является космополитичным центром сосуществования между разными существами.
— И все же я никогда не смогу дотронуться до таких, как ты. Отныне я боюсь навредить вам. Вы кажетесь такими хрупкими.
— Смотри, не переоцени свою крутость,
Калеб подмигнул мне и галантным жестом указал на люк.
— А теперь попрошу вас покинуть машину для цветных.
Уже на улице он спросил:
— Поговорила с вампирами в замке?
Да, ровно так они называли Кристину и Генри между собой. Я кивнула. Почему-то показалось, что Калебу стало легче от того, что я вновь осталась одна. Эгоист чертов. Сам-то кувыркается с подружкой.
— А с Кейном?
— Думаю, он и так все понял, — сказала я.
— Любопытно, как они из всего этого выберутся.
— Как-как, шведской семьей. Любовь втроем. На Желяве у нас и не такое было.
— Да. Особенно в дни попойки. Я все думаю, откуда я мог подхватить герпес. У Бридж его не было. Может Ляха.
— Вообще-то Легавый.
— Что?!
— Антенна перепихнулся с девахой из инженерного блока и занес к нам в казармы эту хрень. Потом герпес с его губы переполз на губу Лосяша, оттуда к Фунчозе, оттуда к Электролюксу, оттуда к Легавому, а потом к тебе. А уже потом от тебя к Бридж, а от нее к Вьетнаму.
— Откуда ты вообще все это знаешь?
— Я краду дневник Фунчозы у него из-под подушки по ночам, читаю свежие сплетни.
Розовый дневник с единорогом на обложке последние три года был моим поставщиком новостей за моей спиной.
— Стой, погоди, а где ты в этой цепочке?
— Что?
— Не вертись! Я помню твоего вечного гитлера под носом!
Черт! Надеялась не спросит. Этот гребанный герпес всегда вылезал в период жесткого авитаминоза и расползался по всей носогубной складке огромной шершавой кровоточащей бляхой.
— Хумус…
— Говори громче.
— Хумус, чтоб тебя!
Калеб залился смехом.
— Вьетнам передала Хумусу, а оттуда эта зараза пришла ко мне, ясно?
Калеб хохотал, я тоже не удержалась. Попойка в казарме тогда была что надо, я еще рядовой была. Не помню ничего, надеюсь, Хумус — тоже.