Детишки носились по двору, катались на горке, играли в снежки, строили домики из снега в виде фаллосов — этому их определенно прадед учил.
Огромное семейство собралось на небольшом крыльце, стало тесно, но я ждала этого единения. Его детям было от сорока до двадцати лет, внукам от двадцати до десяти, а правнуки были совсем мелюзгой. Такая разновозрастная компания больше походила на какой-то клуб по интересам, если бы они не были все так похожи между собой.
— Тесса, смотри, я специально распечатал эти карты в цвете. Вот здесь, это звезда Проксима Центавра, а вот здесь, это экзопланета Проксима Б. В теории она годится для нашего обитания, — рассказывал Тамагочи.
Он работал в составе небольшой группы ученых-астрономов в Гейдельберской обсерватории в тридцати километрах от Нойштадта. Все жители нашей коалиции обожали читать новости из обсерватории, снова возвращаясь к далеким звездам и планетам, которые мы не изучали уже девяносто лет.
— Тесса, глянь, а вот это первый прототип дрона-доставщика. Он может перевезти до пятидесяти килограммов груза. Можно мы попробуем отправить следующую партию химреагентов в Аахен с помощью него? — а это был Тойота, который работал в одном из инженерных отделов.
— Отличная идея! — воскликнула я.
— Тесса, смотри. Наша детская художественная школа подготовила выставку работ, посвященных освобождению от вируса к завтрашнему празднику, — рассказывала Соба.
— Тесса, у нас есть предложения по Порто-Палермо. Мы восстановили по чертежам из Хроник волновой электрогенератор, вырабатывающий энергию из морских волн. Мы могли бы предложить им электричество, — говорил Фуджифильм.
И еще долгие часы «Тесса, глянь», «Тесса, а вот посмотри», «Тесса, а вот идея». Я была частью их большой семьи, здесь они звали меня просто Тесс. Они наполняли меня жизнью, энергией продолжать не просто бороться и выживать, а развиваться и быть лучше. Столько идей кипело в головах новых поколений, я обожала молодежь за эту надежду, что они питали своим неуемным активизмом.
Странным образом чокнутый Фунчоза вырастил потрясающих представителей человечества. Невероятно амбициозных, честных и ответственных. Ровно такими, какими бы я хотела видеть и своих детей, и детей своих соседей и всех других людей на земле, кто еще был способен принести новую жизнь.
Сумерки медленно сгущались, напоминая о безжалостности времени. Семейство постепенно расходилось по домам, кто-то оставался ночевать у Фунчозы, другие же прощались до завтрашней торжественной церемонии.
— Все уже валите отсюда! Все пироги сожрали, троглодиты! — ворчал Фунчоза.
А сам все никак не мог нацеловать трехлетнего Тамагочи Второго, держа малыша на коленях.
— Пап-мам, пока! Люблю вас!
— Пока!
— Тесса, до завтра!
— Пока, ребят!
— Давайте уже валите и заберите этих сопляков с моего участка!
Веселые смешки огромного семейства растворялись в ночи. Зажглись первые фонари, а я все никак не хотела уходить. Тут было так уютно, прямо как дома. Не как в моей одинокой квартирке в одну комнату, а в настоящем доме со смехом детей, запахом яблочного пирога и пердежом бесцеремонного Фунчозы.
Я думаю, что он понимал, как мне тут нравится, потому и никогда не гнал прочь, позволял сидеть на его крыльце столько, сколько мне было необходимо, чтобы накопить эту энергию для продолжения моего пути. Потому и пердел. Знал, что не уйду. Садист-мучитель.
Теперь мы уже втроем сидели за столом. Три бывших Падальщика. Даже поверить не могу, что эти двое стариков были грозой всех солдат и зараженных.
— А тебе хер на палочке, а не дети, — сказал он, попивая горячий чай.
— Это точно, — поддакивала хихикающая Вьетнам.
— Может если повезет и мир снова скатится в жопу, появятся сиротные дома, выберешь себе хорошенького какого-нибудь.
— Никогда не допущу этого дна, — ответила я.
— Уж лучше постарайся. А то не видать тебе лимонада на крыльце, — сказала Вьетнам.
— Спасибо вам, ребят. За все.
— Что это я слышу? Сентиментальности? Давай-ка прекращай, не то огрею тростью!
Я посмеялась.
— Вечно раскиснешь в этот день, а нам развлекать тебя, — ворчал он.
И был прав. Я всегда приходила к ним накануне праздника, чтобы набраться сил выступить на трибуне, ободрить тридцать тысяч человек, просто продолжить стараться.
— Иногда кажется, что силы иссякают, — тихо прошептала я.
— А ты трахайся побольше. Хочешь насадку дам? С мылом помой и нормально.
— Уф, Фунчоза.
— А я серьезно. На одном благородстве не выедешь. Одним лишь «должен» не вытянешь все это дерьмо. Наполняй жизнь маленькими радостями: яблочным пирогом, лимонадом, прогулкой по грибы, избиением Калеба тростью, насадкой… серьезно говорю, возьми, не пожалеешь. Если не жить вот такими мелочами, жизнь смысл теряет. В тебе морального долга столько, что поражаюсь, как еще не захлебнулась. Хоть сама знаешь, за что борешься?
— За жизнь людей.
— Двойка тебе!
Трость ударила по лбу.
— Ай! — завопила я, зажимая лоб.
— За свою жизнь борись! Делай свою жизнь прекрасной! Люби каждый ее момент, а если не любишь, значит сделай так, чтобы полюбить. Остановись в своей гонке на миг. Осмотрись вокруг. Подыши. Почувствуй каждый атом окружающего тебя пространства, проникнись им и скажи сама себе, за что ты благодарна вот прямо сейчас.
Пришлось постараться, чтобы найти то, что мне нравилось сейчас. В ежедневной рутине с далеко горящей целью под названием «спасение всего человечества» я и впрямь перестала замечать мир вокруг.
— Лимонад и впрямь вкусный, — начала я.
— А то!
— И погода хорошая.
— Ваще шик!
— Томас электрогранату сделал.
— Просто зверь!
— Тамагочи Второй смешно соску сосет.
— Милипусик жесть!
— Сегодня проснулись еще четверо зараженных. В столовой подали прикольный рисовый пуддинг. Сняли новый фильм ужасов на руинах Желявы, — меня понесло.
Я перечисляла долго, Фунчоза улыбался и кивал. Терапия сработала. Жизнь стала чуточку прекрасней.
— Тяжко забыть все то дерьмо, — говорила Вьетнам. — То и дело возвращаешься туда, думаешь что надо было поступить вот так или вот так, спасли бы больше народу. А потом смотрю на все, что имею и сейчас, и понимаю, что и так все зашибись. Ничего бы не меняла.
— А призраки всегда буду стоять за нашими спинами. Это неизбежно. Но не думаю, что они стоят и ненавидят нас. Когда я стану призраком, я буду пинать тебя под зад, — сказал Фунчоза. — Думаю, они занимаются примерно тем же самым.
— Иначе их жертва будет напрасной, понимаешь?
— Да. Ты должна им один большой и дружный мир во всем мире!
— Так что это твой моральный долг — радоваться жизни.
— А это значит, что ты должна этим призракам ежедневный грандиозный трах в насадке. На возьми.
Мы дружно смеялись, заканчивая наши посиделки вполне стандартным разговорами о прошлом.
По пути к калитке охватила грусть. Я обернулась.
— Каждый раз думаю о том, что это может быть последний раз, когда я вас вижу, — сказала я.
— Не выпендривайся! Ты тоже подохнешь. Не так скоро, но все равно подохнешь!
— С тобой всегда наши дети…
— Да! Можешь взять у них материал и клонировать нас…
Вьетнам врезала подзатыльник мужу и продолжала:
— Мы никогда не уходим отсюда по-настоящему. Этот дом всегда готов тебя полечить.
— Мы оставим подробные инструкции Такуми. А насадку ищи в верхнем ящике комода.
Я улыбнулась, послала им поцелуй, как все их дети, помахала и оставила Фунчозу с Вьетнамом в их уютном мире.
Картина того, как они вдвоем сидят на крыльце и попивают лимонад, навсегда закрепится в моей памяти.
Я вошла в квартиру, запахло горячим поп-корном.
— Эй, а я думал, ты будешь работать, — Калеб стоял посреди кухни с миской поп-корна и бутылкой пива.
— Доставай вторую. Пойдем смотреть фильм, — ответила я.
— Обожаю Фунчозу, — Калеб закатил глаза в экстазе.
Мы завалились на диван с ногами, запустили телесистему с жестким диском.