Выбрать главу

Нику уже начинало казаться, что он чувствует запах тлеющей серной нити, проходящей в середину бомбы. Фитиль загорелся, еще секунда — полсекунды — и всему конец!

Как сквозь сон, Ник еще успел увидеть какую-то темную фигуру, потом сознание покинуло его…

Когда Ник открыл глаза, он увидел себя лежащим на диване, а Патси и Тен-Итси усердно терли ему лоб уксусом и одеколоном.

— Где я? — спросил сыщик еще в каком-то полусне.

— Вы спасены, начальник… благодарение Небу! — проговорил Патси, и на глазах его выступили слезы радости. — Но и пора было, ей-Богу! Еще секунда, и мы оба взлетели бы на воздух!

Несколько минут еще Ник Картер пролежал без движения, точно все еще не понимал случившегося. Но потом он быстро оправился.

— Где Дик? — спросил он, прикладывая руку ко лбу. — Каррутеру действительно удалось обмануть его?

— Дик здесь, — ответил сам молодой помощник, в эту минуту как раз входивший в комнату, — да, проклятый негодяй надул меня, а я поддался его обману, как старая дева обещаниям свахи.

— Я сам отличился не хуже твоего! — заявил великий сыщик. — Все мы люди и всегда можем ошибиться… А впрочем, поддаться обману такой гениальной преступной четы, как Инес Наварро и Морис Каррутер, еще не такой позор… главное только, чтобы конечная победа все-таки досталась нам.

Он встал с дивана и в глубоком молчании задумчиво смотрел вдаль.

Три его помощника шепотом обменивались своими мнениями; бомба была осмотрена с любопытством и вниманием; Патси из осторожности положил ее в ведро с водой, чтобы сделать совершенно безопасной.

— Если бы я только знал, куда спрятались эта Инес и Морис Каррутер! — со вздохом сказал Дик. — Из Нью-Йорка им едва ли удастся выбраться, потому что из 27-го полицейского участка немедленно даны предупреждающие указания на все вокзалы и станции.

— Тебе не удалось установить хотя бы, в каком месте вышли они из кареты, Дик? — спросил великий сыщик.

— Этого я, к сожалению, не могу тебе сказать, потому что меня одурманили хлороформом; после этого они сейчас же вышли и удалились, а кучеру было приказано везти меня на угол 6-й Авеню и 23-ей улицы. Он так и сделал, а так как я не вылезал, то он слез с козел посмотреть, что со мной, и вот поток свежего воздуха, когда открылись дверцы кареты, привел меня в чувство.

— И ты велел везти себя в ближайший полицейский участок? Это было разумно, — одобрил великий сыщик. — Впрочем, Инес была в нарядном вечернем туалете, как будто собиралась в какое-то блестящее общество, да и Каррутер тоже был во фраке, а сверху он надел мое пальто.

— Насчет этого я, пожалуй, могу вам кое-что сказать, — вмешалась горничная, которая с любопытством прислушивалась к разговору сыщиков.

— Вы знаете, куда поехала ваша графиня? — живо спросил сыщик.

Девушка кивнула.

— Гольдсварт вчера был послан за билетами в оперу; графиня почему-то секретничала и говорила с Гольдсвартом по-испански… а я, разумеется, не показала виду, что сама немного понимаю по-испански…

— Ну и что же с этими билетами? Он принес их? — спросил сыщик, чрезвычайно взволнованный, в то время как и его помощники стали напряженно прислушиваться.

— Эти билеты на сегодня, ложа № 17, во втором ярусе… они стоили сто долларов, и графиня была этим очень недовольна.

Ник Картер посмотрел на часы.

— Теперь одиннадцать часов; может быть, я еще успею в оперу к концу представления.

— Если Инес Наварро еще там! — сказал Дик, пожимая плечами. — Я знаю ложи второго ярус, они имеют каждая по аванложе, отделенной от самой ложи шелковыми портьерами. Наша молодежь иногда умудряется ужинать в этих аванложах… и вот, я предполагаю, что Инес Наварро взяла эту ложу только для того, чтобы завести переговоры с некоторыми личностями… едва ли она поехала в оперу слушать пение и музыку.

— Ну хорошо, это мы увидим, — решил Ник Картер. — Теперь надо поторопиться. Тен-Итси, ты с некоторыми сыщиками из Центрального отделения оставайся здесь в квартире и жди моих приказаний. А я с Диком и Патси поеду в оперу.

С этими словами сыщик в сопровождении своих товарищей быстро сбежал вниз по лестнице, точно никогда и не находился на волосок от верной смерти. Мысль, что, быть может, удастся застать преступную чету и свести с ней окончательные счеты, сразу возвратила ему всю его прежнюю силу.

Большое представление Вагнеровской оперы «Лоэнгрин» подходило к концу. Прогремели заключительные аккорды, усталые музыканты захлопнули нотные тетради и устремились к выходу. Весь театр был наполнен обычным шумом разъезжающейся толпы людей.

В многочисленных гардеробах толпился народ; затем публика стала потихоньку расходиться, и шаги последних запоздавших зрителей гулко и жутко звучали в огромном опустевшем здании.

Сторожа собрались в кучу, сонные капельдинеры лениво спускались с верхних, выложенных дорогими коврами лестниц.

— Ну-с, Гаррисон? — сказал один из капельдинеров третьего яруса, обращаясь к своему коллеге, который состоял сторожем второго яруса и поэтому был в более богатой ливрее. — Чего же ты еще ждешь? В зале уже спускают большую люстру; еще несколько минут, и начнется новое представление под названием «Тьма египетская». — Он сам засмеялся своей остроте и подал товарищу табакерку: — Угощайся, пожалуйста.

— Спасибо, Риддер, хорошо тебе смеяться, — ответил капельдинер второго яруса. — Ты можешь идти себе домой, а я стой тут и жди: в ложе № 17 еще сидит дама!

— Но представление давно закончилось; что же, она тут ночевать собирается, что ли?

— Кто ее знает! — сердито проговорил Гаррисон. — Она иностранка… графиня какая-то, важная птица!.. Она приказала, чтобы ее ни за что не беспокоили.

— Ну-с, тогда ей лучше было не идти на Вагнера; слава Богу, шуму довольно, — проворчал Риддер.

— Черт знает! Странная история какая-то, никогда не приходилось видеть ничего подобного. Она всю ложу заняла одна… а цена-то сто долларов! Приехала в девять часов, когда представление уже давно началось, до еще сунула мне десять долларов на чай.

— Многообещающее начало! — засмеялся Риддер, делая движение пальцами, будто считает деньги. — Надеюсь, ты угостишь нас?

— Как же, как же! Очередь за мной, конечно! Но это еще не все: я получу еще десять долларов, если аккуратно исполню ее приказание.

Риддер насторожился.

— Черт возьми! Это смахивает на интересную тайну! — сказал он, подмигивая.

— Еще бы… она приказала мне не впускать вложу никого, у кого не будет желтой розы в петлице.

— Значит, rendez-vous! — протянул Риддер. — Святой Вагнер!

— Глупости, — проворчал его коллега. — Какое нам дело! Джентльмены, которые к ней пришли, все самые настоящие господа. Фрак, белый галстук, лакированные сапоги, словом — шик! А дама эта, графиня или кто она такая, не знаю… божественная красавица, говорю тебе, писаная! — он щелкнул языком. — Просто влюбиться можно!

— Это что здесь за безобразие? — раздался в эту минуту густой бас.

Кто-то торопливо поднимался по лестнице.

— Смотри, попадет нам… инспектор! — прошептал Гаррисон.

— Голову даю на отсечение, если этот человек рядом с ним не Ник Картер! — так же тихо ответил Риддер.

— Это что за безобразие! — опять сердито крикнул инспектор. — Электричество горит, газовые лампочки тоже еще не потушены!

— Извините, господин инспектор, — проговорил Гаррисон, — в ложе № 17 еще сидит дама.

— Тем лучше, — сказал Ник Картер, за спиной которого появились и Дик, и Патси. — Вероятно, леди заснула… пойду разбужу ее. Откройте ложу.

Гаррисон со вздохом исполнил приказание; при виде сыщика он начал предчувствовать, что на ожидаемую вторую получку уже едва ли осталась какая-нибудь надежда. Он открыл двери; все с любопытством заглянули в аванложу, которая была устроена совершенно так же, как и все другие ложи этого яруса. При слабом свете небольшого электрического фонаря вошедшие увидели изящную женскую фигуру в модном вечернем туалете, неподвижно лежащую на диване, лицом к стене и, по-видимому, спящую.