«Шею давит, — подумал он. — Может, еще можно успеть. Ну хоть за полтора часа, а дойду?»
Он вытащил из портсигара Флатте единственную сигарету, которая там была, и вздрогнул от щелчка замочка. Не решаясь закурить, пожевал табак и тут же выплюнул.
Он не заметил, как на горизонте появилась узенькая серая полоска, отделив темное небо от темной земли: первый признак рассвета.
Сен-Тьерри брел, и его пустая голова качалась в такт шатающейся походке. Он так устал, что единственной целью его существования стало: дойти до дерева, дойти до берега ручья, дойти до ограды парка. И он дошел. Небо начало бледнеть, и местность обрела смутные очертания. В воздухе плыл легкий туман. Сен-Тьерри замерз, на одежду выпала роса.
«Шею давит…»
Стоит ли еще бригада в Шеневе?
Он собирался перейти дорогу, как вдруг услышал шаги. Метрах в двадцати перед ним шла шеренга немцев. Он обернулся. Сзади тоже шеренга. Сен-Тьерри понял, что окружен и выбраться уже не удастся. Его покинули последние силы, и он смирился с поражением.
В этот момент в рассветной тишине прогремела короткая очередь, потом еще одна, и он узнал голос пулемета.
У Сен-Тьерри возникло ощущение, что время необычайно растянулось, окружавшие его враги движутся бесконечно медленно, а их жесты застывают на ходу…
А наверху, в Шеневе, стреляли. Стреляли сквозь парк, через поле, вокруг замка закручивалась спираль из пуль, а в голове Сен-Тьерри музыкой звучала канонада, и ему казалось, что он слышит гораздо больше орудий, чем их было на самом деле. И эти несколько мгновений он был счастлив. Его бригада не погибла.
«Нет, надо все-таки распустить воротник», — снова сказал он себе, руками и зубами потянув за галстук.
Секунду спустя немцы нашли его лежащим без сознания.
10Рассветная атака стоила бригаде трех бойцов, но враг был отбит. Вторая тревога началась около восьми часов, и на террасу упало несколько снарядов. Затем противник, которому оставалось сделать совсем небольшое усилие, почему-то отступил.
В Шеневе осталось одиннадцать защитников. В их широко открытых глазах застыло одинаковое выражение: все ждали последней атаки. У Монсиньяка была перевязана голова. Бобби расстрелял все снаряды. Осталась последняя обойма для пулемета и несколько ружейных патронов.
— Примкнуть штыки! — скомандовал Бобби.
Все расчехлили учебные, без остриев, штыки.
— Ну что за идиотизм! — возмутился Бобби, впервые проявляя признаки плохого настроения.
Сам он никак не мог закрепить свой штык, который шатался на конце карабина.
— Надо расклинить какой-нибудь бумажкой, — подсказал Мальвинье.
Бобби достал из кармана пятисотфранковый билет и обернул ствол карабина.
— Ну не этим же! — не выдержал Мальвинье.
— А что ты собираешься здесь покупать? — бросил на него насмешливый взгляд Бобби.
— Прошу тебя… — прошептал Мальвинье, опустив голову.
Время шло, и Бобби приказал забаррикадировать первый этаж. Под конец все укроются там. Пулемет вытащили из броневика и установили в большой гостиной. Их было слишком мало, чтобы оборонять весь длинный фасад. И теперь они сидели в золоченых креслах и ждали атаки.
— Если они узнают, где мы засели, то не станут себя особо утруждать, — заметил Бруар.
— А может, в конце концов объявили перемирие… — произнес Коллеве.
Внезапно Бруар вытянул руку вверх:
— Самолеты!
Бобби выбежал на крыльцо. В небе показался черный треугольник самолетного звена.
Неприятель, не желая терять людей при зачистке этой последней точки сопротивления, за которую он и так дорого заплатил, решил просто ее разбомбить.
Никто и оглянуться не успел, как самолеты с ужасным грохотом уже размозжили небо о землю.
В нескольких метрах от Бобби взорвалась первая серия бомб, потом вторая, третья… А сверху осажденных поливали пулеметные очереди. Потом треугольник перестроился, и грохот взмыл в небо.
Один из водителей броневика на животе заполз под свою машину.
Второе звено вспороло облака, и воздух снова задрожал.
— Стреляйте в воздух! — заорал Бобби.
Он заметил, что все вокруг него побежали, и тоже побежал.
— Стреляйте в воздух! — повторил он.