И Черноморцев вместе с боцманом и матросами принялся гоняться за разгулявшимися контейнерами. Теперь «Зарайск» валяло с борта на борт. Волны захлестывали через планшир низко сидящего судна. Время, конечно, летнее, только Тихий океан между Камчаткой и Алеутскими островами согревался плохо.
Холодные оплеухи волн сшибали матросов с ног. Контейнеры продвигались по непредсказуемым траекториям, и каждый из них мог навеки утихомирить любого из суетящихся с тросами в руках людей, в лучшем случае превратить в калеку.
— Боцман! — крикнул Игнатьичу старпом. — Проберись на мостик… Пусть мастер ложится поперек волны…
Они поймали и закрепили один контейнер, когда вернулся Свитенко и объяснил чифу: судно не слушается руля. «Зарайск» не может вывернуть против волны, сделать это уже пытались.
— Берегитесь! — закричал Толя Мальцев, Малыш. Старпом почувствовал: палуба уходит из-под ног, ощутил как обхватил его поперек туловища Игнатьич, потом ударило сверху, вокруг позеленело, вспыхнул оранжевый свет…
11
— Новичков море не любит, Таня, — сказала Вера Петровна, — относится к ним недоверчиво, испытывает как бы. Вот тут и главное заводится: как себя перед морем не потерять. Оно ведь чувствует, из какого теста человек слеплен. На первый, конечно, раз, вот как ты, скажем, можно ему и поддаться. А потом доказывай, что в состоянье померяться силами с ним, противостоять любым штучкам, какие океан любит подбрасывать. Тогда он тебя зауважает, будет считаться с тобой.
Татьяна улыбнулась. Она полулежала на подушках, глаза на исхудалом лице поблескивали, светились. К ней вернулся аппетит. И девушка с удовольствием поела разогретую курятину из банки, напилась чаю, с радостным удивлением убедилась, что теперь ей стало лучше, и пища пришлась к месту, не просится обратно.
— Вы говорите о море, будто о живом существе, — проговорила девушка.
— А так оно и есть. Как же оно не живое? — отозвалась Вера Петровна. — И даже мыслящее… Только по другим законам живет и размышляет иначе, нежели люди. Ведь человек как устроен? Все меряет на свой аршин. Что не по нему — либо делает вид, будто такого не существует вовсе, либо объясняет в силу человеческого разуменья. А что может быть определено бытием иное — представить себе не в состоянье.
— Антропоцентризм, — сказала Таня. — Человек — пуп Вселенной. Так это называется.
Вера Петровна вздохнула.
— Мои беды всегда были связаны с морем. Самых близких оно у меня отобрало. И должна была я возненавидеть море. Но зачем? Ненавидеть можно того, кто совершает осознанное зло. А на такое способны лишь люди. Вот Кузьма… Первенец мой.
Она замолчала.
Через минуту-другую Таня окликнула буфетчицу.
— Я вот думаю, Вера Петровна. Может быть, и не погиб ваш сын. Мало ли что бывало во время войны. Вы же не видели его мертвым! Затерялся парнишка — и все. И найдется еще… Михайловна ведь сестренку нашла. Вон по радио сообщают. И кинофильм я смотрела, как сын отыскался аж в Польше. С Кузьмой документы хоть были какие?
— Документы у меня находились, Таня. Какие там документы на такую кроху. Метрика одна… Так она у меня до сих пор хранится. У него другое было. Родинки.
— Родинки?
— Ну да. На правом плече четыре родинки ромбом. Вот какая у Кузьмы образовалась примета. Мне Василий говорил, что у его отца был такой же ромбик. И внуку передалось.
— Родинки, — задумчиво проговорила Таня. — Это уже что-то. Но… Трудно по ним искать. Не объявлять же по радио: посмотрите на собственное правое плечо. Или же летом по пляжу ходить…
Вера Петровна рассмеялась.
— Не поверишь, Татьяна, а я до сих пор, когда бываю на пляже, всегда мужчинам на плечи смотрю. Понимаю — бред, бессмыслица, а все равно во что-то верю.
— И правильно верите! — горячо произнесла девушка. — Без надежды человеку нельзя. До последнего надо верить.
«И я верю, — подумала Петровна. — Уже и сама не знаю во что. Только верю… Моя вера не имеет имени. Она бесформенна, неосязаема даже, будто далекий-далекий свет в конце туннеля. А угаснет ежели — тогда и мне не останется места в мире».
Она хотела сказать Татьяне, что есть еще одно обстоятельство, позволяющее надеяться, но голос в динамике объявил:
— Буфетчице срочно прибыть в лазарет! Повторяю! Буфетчице…
— Что случилось, Вера Петровна? — испуганно спросила Таня.
— Не знаю, — ответила та, быстро поднимаясь с койки и натягивая полинялые джинсы: Петровне вдруг показалось, что она непременно понадобилась для работы на палубе, а там такой ветрина не до юбки будет.