«Послушай нас! Нам есть, что сказать!»
— Вы пришли сюда не затем, чтобы защищать меня...
Ворон нахмурился, тряхнул головой. Провоцирует.
— ...затем, чтобы защитить свою страну, независимость, жён и детей!
Ворон скрипнул зубами, приближая зум. Вспоминал Дикого, Актёра, Изабель, Герасима, Марц, Мел, Лёху, Доктора и щурился, прижимая палец к спусковому крючку. «Тебе хоть слова-то эти известны, кретин?»
Он уже даже не слышал, как взорвались люди, как бросились, останавливаемые силовиками, как закричали: «Вы! Вы убиваете их! Вы насилуете их, пытаете и мучаете!»; как кто-то выкрикнул из толпы: «Уходи, на тебя смотреть противно! Уходи! Убирайся!» и все подхватили, понесли по рядам, бросали силовикам в рожи.
Ворон подумал ещё о том, что Алисе стоит держаться подальше от эпицентра этих волнений и, наконец, выстрелил.
...— Эй, вы куда?! Туда нельзя! — кричал уборщик людям-в-чёрном, возникшим откуда-то из глубины здания, словно те давно там выжидали.
Ворон не удержался, перевёл прицел в сторону, вернул винтовку на предохранитель и попытался найти в толпе красные волосы — просто убедиться, что всё в порядке.
Сзади распахнулась дверь, из-за спины вспыхнули яркие блики офисных ламп, но Ворон всё-таки увидел призрака на одно короткое мгновение до того, как свет выключился окончательно. Сначала свет, после короткого оглушающего хлопка — звук и, после красной вспышки боли — сознание.
Уборщик стоял с широко открытыми глазами и смотрел, как из служебного помещения вытаскивают труп, заворачивают в мешок и уносят, словно мусор на свалку. Гораздо осторожнее уносили винтовку. Один из омоновцев поднял на него сначала взгляд, а потом пистолет:
— А этот...?
— Убери. Свидетели не нужны, — голос его звучал блекло и холодно.
Этот выстрел смешался с набирающими обороты выстрелами на улице.
— Алиса!
Каста едва услышала этот крик, в начавшейся панике вокруг. Завертела головой, пытаясь выхватить Ташу из толпы, хотя бы увидеть её, но мельтешащие люди мешали. Кричали, толкались, давили не нервы.
— Ташка! Таша!
Всё вокруг сливалось и смазывалось. Откуда-то послышался выстрел первый, второй... Спина взмокла. Расталкивая людей локтями, Алиса рванулась в ту сторону, где в последний раз видела подругу, куда её могло унести течение толпы, где она ещё держала Ташу за руку.
К суете добавился вой сирены, кто-то что-то орал в рупор — кажется просил всех сохранять спокойствие и оставаться на своих местах, но Алиса уже понимала — с этой площади уйдут единицы. Те, кому повезёт.
А чего она вообще ожидала? Что не-люди в чёрном никак не отреагируют на смерть Главы? Что спокойно попросят всех удалится, оцепят место, постараются найти место, откуда был произведён выстрел? Это же было понятно, нужно было уйти, как только по времени Ворон должен был занять точку, он же говорил примерный расчёт во сколько это случится. Нужно было, но почему-то Каста осталась.
Выстрел где-то справа превратился в очередь, в панике Алиса дёрнулась в сторону, едва не упала, но кто-то подхватил и толкнул в обратном направлении — началась давка. Очередь слева — вязкий страх окутал разум. Нужно было выбираться, а Таша...
— Таша! — ещё раз, до хрипа в горле и слёз на глазах. Таша же могла и броситься прочь, прямо на оцепление, которое сейчас окружило людей. А что сможет маленькая девочка против оружия? Ровным счётом ни черта.
— Народ! — проорал какой-то мужик чуть дальше от неё, — Направо все! Силой!
Алиса едва успела развернутся — шанс на выживание блеснул морозным воздухом ноября, прозвучал оборвавшимися выстрелами.
"Воевать" — крикнул тогда Ворон и его всё-таки услышали. Иначе бы не валили сейчас своим потоком не-людей, не старались бы выхватывать оружие.
На насилие будет всегда один ответ — насилие. Это не закончится никогда и пока губы Алисы шептали "Блять, как они могут?! Это же буквально массовый расстрел!", то сама она понимала, что иного выхода и не было никогда. Днём, неделей, месяцем или годом позже — не важно. Ведь не-люди стреляли без разбора, как сама Алиса презрительно кривилась с любого мента, хотя один буквально спас её от смерти. Не-люди не разделяли на женщин, детей, мужчин и она тоже не разделяла, ставя клеймо на любом из гос служащих, даже если не них самих — так на родственниках.
И всё было так чертовски просто в этой веренице из криков, суматохи, чьи-то случайных ударов, что хотелось забраться на тот помост, вырвать у кого-нибудь рупор и проорать что есть мочи:
— Нужно всегда оставаться людьми! Разве нет?!
Но кто она такая, что бы сделать это? Всё равно не услышат, просто пристрелят, а Таша с Вороном останутся одни.