Беверли медленно раскрыла полные слёз глаза и зашлась кашлем. Ей на подбородок упали капли крови. Зубы были красными от неё. Она прерывисто дышала, иногда срываясь на крик, когда Билл сворачивал по-другому куртку, чтобы она дальше впитывала кровь. Её было слишком много.
— Не отключайся только, хорошо? — продолжал говорить Стэн, привлекая к себе внимание Беверли. — Мы что-нибудь придумаем. Ты только держись, всё будет хорошо.
Беверли дрожащей рукой накрыла окровавленные ладони Билла, надавливая сильнее, и застонала от боли.
— Что случилось? — спросил Билл. Голос его казался ненастоящим, нечеловеческим, будто вместо него говорила машина. Он старался держаться, пытался не сорваться на крик, смаргивая проступившую на глазах влагу. — Кто это был?
Беверли вновь замотала головой и прикусила губу, прежде чем заговорить:
— Я… не знаю. Какие-то люди… На машине приехали, и… вместе с Генри… увезли. Всех. Они… они убили Бена.
Стэн распахнул глаза, взгляд его забегал по окровавленному снегу, с губ сорвался шумный выдох.
— Билл, говори с ней, — произнёс он и сорвался в домик. Должно же быть что-то, чтобы помочь. Хоть что-то.
Домик пустовал. Ни людей, ни их вещей, лишь пустые банки и окровавленный матрас.
Стэн выскочил на улицу и ухватился за дверной косяк, споткнувшись о медвежью шкуру.
— Вещей нет, — закричал он подрагивающему Биллу. — Они забрали их и сумку Эдди тоже.
Билл зашептал что-то, освободив одну руку и тряханул Бев за плечо.
— Не спи, — расслышал Стэн, подбегая ближе. — Сейчас мы её как-нибудь вытащим, ты только не спи.
— Х-холодно, — пробормотала Бев, вздрогнув.
Билл отнял куртку от живота Беверли и приподнял прилипший к ране свитер. Кровь хлынула с новой силой. Кожа вокруг небольшой круглой ранки вздулась, а внутри она как будто почернела то ли от крови, то ли по какой-то другой причине.
— У нас нет сумки Эдди, — заговорил быстро Стэн, пытаясь заглянуть Биллу в глаза. — Мы не сможем вытащить пулю.
Билл вновь прижал к ране свою куртку. Беверли ухватилась за руку Стэна и снова закашляла кровью.
— Мы… мы в-вытащим её как-нибудь по-другому, — затараторил Билл.
— И она заработает сепсис и умрёт, только мучиться будет в три раза дольше, — замотал головой Стэн, и Билл хотел уже было что-то сказать, но Беверли прервала их:
— Идите… за машиной, — выдохнула она и вновь закашлялась. Кровь брызнула ей на грудь. — Спасите их. Мне всё равно… не жить.
— Не неси чушь, Бев, мы что-нибудь придумаем, — заговорил Билл. Куртка в его руках вся пропиталась кровью, и рука соскользнула и задела взбухшую часть живота. Беверли захрипела от боли. — Прости, Бев, п-пожалуйста, смотри на меня. Не з-засыпай только, пр-прошу.
— Ты не в силах спасти… всех, Билл, — сорвалась на шёпот Беверли и попыталась улыбнуться. Пот катился на её лицу, смешиваясь с кровью и путаясь в волосах. — Они могут им… навредить… найдите остальных. Спешите, пожалуйста.
Стэн сжал руку Беверли в своей и смахнул дрожащим большим пальцем слезу с её щеки.
— Мы не бросим тебя. Ни за что, — твёрдо произнёс он, хотя всё вокруг него помутнело от застилающих глаза слёз. — Всё будет хорошо, слышишь?
— Я… — хрипло произнесла Бев и замерла. Её взгляд застыл на показавшемся из-за туч солнце, и Стэн мог видеть в её глазах отражение ветвей деревьев.
Билл схватил её за плечо и ощутимо тряханул.
— Беверли? — позвал он, но не получил ответа. Её пальцы разжали руку Стэна, а с губ не сорвалось и вздоха. — Беверли! Бев!
Билл кричал, звал её, но Беверли не могла уже его слышать. Стэн прижал руку ко рту, и слёзы всё же сорвались с его ресниц. На губах осел вкус её крови. Билл тоже не сдерживал рыданий, низко опустил голову, но продолжал сжимать руку на животе Беверли. Кровь почти прекратила сочиться из раны.
Стэн опустил руку Бев на окроплённый кровью снег.
— Билл, — позвал он и ухватил Денбро за плечо. — Билл, пойдём. Пойдём.
— Я не уберёг их, Стэн, — выдохнул Билл, когда слёзы его иссякли. — Я не справился. Я снова облажался.
— Это не твоя вина, — разуверил его Стэн. Он поднял голову и нашёл взглядом свежие следы шин на снегу. — Нам надо…
Нестройное гортанное шипение оборвало его. Из-за леса к ним выдвигалось несколько ходячих, семь мертвецов, тянувших к ним полуобглоданные руки. Билл выхватил из-за пояса пистолет, снял его рывком с предохранителя и стрелял до того момента, когда пистолет защёлкал от пустого магазина.
Шесть тел повалились в снег и затихли, и только один продолжил идти к ним. Тогда Стэн выхватил из чехла свой нож, вскочил на ноги и приблизился к ходячему. Тот ухватился склизкой рукой за его плечо, но не успел вцепиться в неё зубами, как острое лезвие ножа по самую рукоять пронзило его висок. Стэн вытащил нож и стряхнул мигом ослабившуюся хватку с руки. Ходячий мешком повалился на землю.
Стэн вытер нож о низ своей куртки и засунул его в чехол.
— Пойдём, пока снег не засыпал следы, — сказал он, но Билл помотал головой.
— Сначала занесём их в дом, — возразил он. — Потом вернёмся и… п-похороним.
Стэн медленно кивнул.
========== 24. Падший идол ==========
Стэн привалился спиной к обветшалому, некогда красному, погрызенному термитами сараю. Рядом на колени опустился Билл. В нескольких метрах, сильно провернув колёса в сторону, пристроился облепленный застывшей грязью и заледеневшим снегом старый минивэн. На бампере его красовалась внушительная вмятина, левая фара оказалась безнадёжно разбита, а на месте заднего стекла расположился приклеенный на скотч синий брезент.
Они шли довольно долго, ни на миг не останавливаясь, минув табличку с надписью: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ФОЛМУТ», которую перекрывала новая, начерканная красным баллончиком с краской: «ЗАРАЖЁННЫЕ». Через дорогу возвышалась странная готическая церквушка, слишком уж сильно отличающаяся от покосившегося сарая на территории фермы. Стэну начало казаться, что его вот-вот вырвет. В горле першило до хрипа, хотелось кашлянуть пару раз, а в икрах мышцы словно скрутили до натянутых струн. Над его головой вгрызлось в облезлую стену сарая разбитое окно, через которое вместе с завываниями режущегося об осколки стекла ветра доносились чужие и знакомые голоса.
— Вы, мудилы, вы что… — булькающе прозвучал голос Ричи, после которого тут же раздался плевок. Звонкий шлепок и глухой стук о дерево. Стэн медленно поднялся на ноги справа от окна и как можно осторожнее заглянул внутрь сарая.
— Убери от него свои грязные руки, — рявкнул Эдди на незнакомого Стэну высокого, тощего парня с тёмными волосами. Оба они смотрели друг на друга, один — с неприкрытой ненавистью, второй — с раздражением. В руках незнакомца чернел пистолет, а на содранных костяшках свободной руки проступила светло-красная кровь. Рядом с ним, привязанный одной рукой жгутом к загону для, по всей видимости, свиней, сидел на коленях Ричи и сплёвывал на покрытую старым сеном землю кровь.
Незнакомец усмехнулся гаденько и ткнул пистолетом в висок Ричи. Дуло скрылось за растрёпанными отросшими кудрями. Стэн отшатнулся, боясь, что его могут заметить, но, прослушав несколько фраз, вновь чуть наклонился к окну. Он успел заметить связанных по запястьям Майка и Грету, также сидящих на коленях, устремлённое в их сторону дуло пистолета крупного, но поджарого парня, и стоящего напротив свободного Эдди Генри, прежде чем вновь скрыться с чужого поля зрения. Билл медленно кивнул, бессловесно спрашивая об увиденном, и Стэн качнул головой в ответ и показал ему раскрытые три пальца. Три человека, включая Генри, с оружием наперевес.
— Ну? — послышался голос Генри. — Что думаешь?
— Пошёл к чёрту! — огрызнулся Эдди. — Немедленно отпусти их!
Билл хотел было заглянуть в окно, но Стэн ухватил его за локоть. Он не слышал шелеста соломы, хруста земли, никто не сдвинулся с места. Ему казалось, что собственное сердце билось о рёбра слишком громко, и его все могли услышать. К горлу понималась тошнота от волнения, заставляющего дыхание сбиваться через раз, а дрожь в руках тяжело было списать на вечерний холод. Стэн чувствовал, как постепенно, словно шуршащая по песку морская пена, к нему подбирается паника. Он понимал, что просто так открыть огонь не получится — Неудачников пристрелят на месте без лишних разборок. Тут же в голову пришла другая мысль, пульсирующая, что, будь на его месте Майк, тот бы давно уже придумал что-то. К панике присоединилось чувство собственной никчёмности, заставляющее сердце заныть от пропущенного удара.