— Таня, давай поговорим по-хорошему.
— О чем говорить? — сухо сказала ты.
— Ну как же? Все о том, очень важном, что нас ждет.
— А что об этом говорить? Все равно не откажешься от своего ребенка, не открутишься.
— Да я не собираюсь и не собирался ни отказываться, ни откручиваться. Послушай, что с тобой?
— Ничего, занимаюсь, как видишь. И тебе советую чем-нибудь полезным заняться… вместо того, чтобы болтологию разводить.
Я молча взял с полки томик Чехова и ушел на кухню.
Дня три или четыре мы жили спокойно. Я все-таки сумел убедить тебя, что ничего не имею против ребенка, не имел и не имею, что ты меня просто не поняла. Ты в это поверила и смягчилась, но иногда тебя словно подменяли: становилась раздражительной и замыкалась в себе, наедине с какими-то своими невеселыми мыслями.
В воскресенье, пользуясь возможностью поваляться лишний часок в постели и видя тебя в добром расположении духа, я рассказал тебе о великолепном поступке своего приятеля Вадика, того самого, с помощью которого я хотел устроить тебя в ВАТИ. Мы с ним были когда-то в одном научном студенческом математическом кружке (он шел на курс старше меня), и ему еще тогда пророчили блестящее будущее… И вот буквально за неделю до защиты диссертации человек объявляет, что влезать в науку ему пока рано, бросает аспирантуру, оформляется на работу к нам в КБ и одновременно поступает на вечернее отделение механико-математического факультета МГУ, на мехмат, как говорят у нас. Поступок колоссальный, если иметь в виду, что ни его научный руководитель, маститый профессор, ни сам Вадик ни капли не сомневались в том, что ему присвоят степень кандидата наук.
Я не случайно стал рассказывать тебе об этом. Во-первых, мне хотелось прозондировать почву: я тоже чувствовал необходимость рано или поздно пойти на мехмат подучиться. А во-вторых, меня интересовало твое отношение к столь важному шагу товарища еще и по другому поводу. Дело в том, что Вадик и его жена (она была у нас на свадьбе, длинноногая модница такая, ты должна ее помнить) очень хотели ребенка, но по ее настоянию решили подождать, пока Вадик защитит диссертацию. Теперь у них острейший конфликт: жена заявила, что он, Вадик, не желает быть отцом, не думает о семье, о ее материнских чувствах, и вообще она разочаровалась в нем. Ситуация в чем-то сходная с нашей… Я думал, услышав эту историю, ты разговоришься и скажешь наконец, что за мысли тревожат тебя по временам; я почему-то был уверен, что твое беспокойство связано с предстоящим появлением нашего младенца.
— Какое мне дело до твоего Вадика, — сказала ты. — Тут со своими делами не разберешься.
— С какими делами?
— С такими. О своих ошибках надо сперва думать.
— Какие же у нас с тобой ошибки, Танечка? И много ли их у нас?
Ты отвернулась.
— Достаточно одной. На всю жизнь.
— Ты считаешь наш брак ошибкой?
— Конечно.
Я думал, ты шутишь, и обнял тебя.
— Ах, какая это ужасная ошибка, как мы страдаем, как мучимся…
— Во всяком случае, счастливой не могла себя назвать, — сказала ты, не принимая моей шутки.
— А тебя уже спрашивали об этом? Кто же? — Я снял руки с твоих плеч.
Ты поняла, что проговорилась; вернее, сказала что-то досадно-неловкое, лишнее.
— Кто тебя спрашивал?
— Кто, кто… — повторила ты с неудовольствием. — Ты же знаешь, что во вторник я была дома, а там сидел приятель отца Виктор Аверьянович… ну, у которого «Волга», который еще на свадьбе все время приглашал меня танцевать.
— И он спрашивал, счастлива ли ты? — сказал я с сильно бьющимся сердцем.
— А что тут такого?
— Тебе разве не известно, с какой целью задают этот вопрос и вообще почему так говорят женщинам, которые только что вышли замуж, говорят так бывшие их ухажеры?
Передо мной встала крупная, сытая физиономия владельца «Волги» Виктора Аверьяновича, не то юрисконсульта, не то зубного техника, с его мясистыми, сухими от частого мытья горячими руками; я вообразил эти его руки, его ищущие глаза, его доверительный, чуть взволнованный шепот: «Ты счастлива?»
— Если ты хочешь опять поругаться, то можешь ругаться, а мне надоело, — сказала ты.
— Что тебе надоело, Таня? О чем ты? — спросил я с глубокой печалью.
— Да что ты опять придираешься ко мне?
— Я не придираюсь. Мне хотелось поговорить с тобой, выяснить, что тебя тревожит, и попытаться как-то помочь. Я думал, это связано с твоим положением будущей мамы, а оказывается, ты несчастлива и тебя уже исповедуют бывшие твои женихи…