— Клянусь памятью мамы, — сказал я, — что я тебе не изменял и никогда не изменю, что я любил, люблю и буду любить тебя одну, только тебя…
— Хватит, — сказала ты. — Иди в «Гастроном» за голубцами. — И ты засмеялась, отвернулась и засунула обратно в шкаф теплые Машины вещи.
Я тебя обнял. Потом ты меня обняла. Потом я думал: как заблуждаются те, кто в поисках остроты чувства вступает в связь с разными женщинами. Мужчине нужна только одна женщина. Ему нужна любимая женщина. Ему нужно, чтобы эта любимая женщина его любила. Мне нужно было, чтобы ты любила меня, а тебе — я это отлично чувствовал! — чтобы я любил тебя…
Мы вместе вышли из дому, ты поехала за Машей, а я отправился в «Гастроном» за голубцами. Ты попросила еще захватить по пути пачку масла и молока две бутылки. И десяток яичек, если будут. И в булочной — два батона по тринадцать и половинку обдирного. И сахарного песку полкило… Ах, как это все было славно!
Следующий день была суббота. Дома пахло хорошим обедом, уютом, чистотой. Едва я переоделся после работы, как ты оставила нас с Машей вдвоем, а сама пошла во двор в овощную палатку за какой-то мелочью. Я посадил Машу на колени, и мы стали играть в игру, которая называется «Тпру, лошадка!».
— Папа, ты знаешь что? — в разгар игры, вдруг остановившись, сказала Маша. — Знаешь что?
— Нет, не знаю… Ты забыла сказать «тпру».
— Тпру. Знаешь?
— Нет. — Я пожал плечами. — Чего не знаю…
— Папа! — перебила она меня; ее личико было серьезно, а в голубых, таких всегда ясных моих глазах стоял вопрос, который требовал немедленного, безотлагательного решения. — Папа, а можно у меня будут два папы?
— Зачем тебе так много? — сказал я и насторожился. — А кто еще?
— Дядя Витя. Знаешь? Я буду ходить с ним в кино, а жить буду с тобой дома. Хорошо? Можно, папа?
— Это Виктор Аверьянович, приятель дедушки? — спросил я и почувствовал уже знакомый холодок под сердцем. — Он ходил с мамой в кино?
— Я не знаю. — Личико Маши не меняло своего выражения; что-то ей надо было понять. — Я спала. А потом дедушка приехал и разбудил меня. А потом пришла мама, а дедушка ее ругал. Давай играть.
— Подожди, Машенька. Скажи, этот дядя Витя был у вас, то есть у дедушки, позавчера? Что он говорил тебе?
— Ничего не говорил. Я забыла. Он сказал маме: «Ты хочешь в кино?» А мама так головой сделала: «Нет». Он мне шоколадку дал, а потом я скоро пошла спать. Давай лучше играть в «Тпру, лошадка!».
— А бабушка была в это время дома?
— Папа, я не хочу больше разговаривать.
— Дома или нет бабушка была?
— У бабушки спинка болит. Она не ходит гулять. Понимаешь? Давай играть.
— Поиграй пока одна, а я пойду покурю.
Я ушел в ванную. Воображение услужливо нарисовало крупную, гладкую физиономию Виктора Аверьяновича, его мясистые горячие руки, его ищущие глаза, его доверительный шепот: «Ты счастлива? Хочешь в кино?»
Ты была уже на кухне, когда, докурив сигарету, я вышел из ванной. Ты взглянула на меня, и твое лицо, порозовевшее от мороза, сразу, как-то неправдоподобно быстро потускнело.
— Ты ходила с этим типом, с этим вашим Виктором Аверьяновичем, в кино? — спросил я.
В глазах твоих промелькнула досада и что-то еще, похожее на усталость.
— Ну и что? — ответила ты.
Холодок под сердцем моим задрожал, запульсировал.
— Какую вы смотрели картину? Быстро говори!
— Да что ты бросаешься, как бешеный?
— Я тебе покажу бешеного! Где ты была с ним? Вы были не в кино!
— Как ты смеешь?! — Ты отпрянула, вскинув руки к груди.
И вдруг взгляд твой испуганно скользнул мимо меня вниз и остановился, точно завороженный.
Я резко обернулся. В двери стояла Маша, оцепеневшая, дрожащая, с огромными, налитыми ужасом глазами. Я тихонько отодвинул Машу в сторону и, не одеваясь, на цыпочках вышел вон.
5
«Разводиться? Стреляться? Убить ее? Его убить? — Вопросы, один другого отчаяннее, прыгали в моем разгоряченном мозгу… — А откуда я, собственно, взял, что у нее с ним что-то было? Ну если она даже сходила с ним в кино? Неужели для нее это так просто: пренебречь супружеским долгом, рисковать благополучием семьи, дочери? Ах, ах, ах! В конце концов я могу точно узнать, были ли они в кино и когда она вернулась домой. Это все можно установить абсолютно точно. Каким образом? Самым элементарным. Спросить ее, потом спросить его и сличить ответы. И я не боюсь показаться смешным? Очень боюсь. Но если мне удастся уличить их во лжи… Разводиться? Его, паразита, убить? Ее? Покончить с собой? А Машенька? Это же ад!» — подумал я.