— Если уж служащий моего уровня подойдёт, то неужели нельзя найти более достойных кандидатов?
Ригди вопрос проигнорировал и перешёл к совершенно иной теме.
— Люди жадны. Они ни за что не расстанутся с тем, что имеют, даже если получили это нечестным путём.
— Такова жизнь. Те, кто согласны поступиться собственными интересами — или святые, или законченные идиоты.
Произнося эту фразу, он понял, что хотел сказать Ригди. Разрушить прежнюю систему и создать новый порядок означало временно поступиться тем, что они имеют сейчас. Наверняка они столкнутся с ожесточённым сопротивлением. Вор никогда сам не вернёт награбленное, но если его лишат этого награбленного, он немедленно примет роль жертвы, будто позабыв, что сам действовал в точности такими же методами, а о том, законно ли обрёл то, что имел, станет думать в последнюю очередь. Никто не любит расставаться с тем, что имеет.
— Ясно. То есть, сейчас ты собираешься лишить их прав, к которым они так привыкли.
— Само собой, это вызовет недовольство. Будут протесты, и трудно сказать, какие масштабы они примут.
— Ещё бы. К сожалению, среди членов прежнего Правительства нет ни святых, ни дураков.
Однако, наверное, сейчас у них один-единственный шанс на то, чтобы провести переворот. Теперь, когда фал'Си погрузились в сон, и люди не могут поддерживать свой прежний уровень благосостояния, депрессия народных масс снизит их сопротивление переменам. И если упустить этот шанс, иного может и не представиться.
— Вот, — Ригди улыбнулся, выдержав паузу для пущего эффекта. — Ты как никто иной подходишь на эту должность. У тебя есть связи в политических и деловых кругах, и при этом репутация твоя чиста. Никто не будет путаться у тебя под ногами.
— В этом и состоит преимущество совершенно заурядного человека.
— Ой, не скромничай, — шутливо отмахнулся Ригди. — Не пристало так говорить о себе человеку, у которого столько связей. И опять же, репутация твоя абсолютно чиста.
— Это, скорее, результат того, что я совершенно не умею крутиться. Я не способен достойно подать себя.
Умей он крутиться, возможно, попытался бы провернуть какие-нибудь нечистые делишки или бы оказался вовлечён в них. Среди служащих случались противостояния, и они пытались чинить препоны друг другу. Некоторые даже ловушки коллегам устраивали. Но все понимали, что Бартоломей Эстхайм не способен на подобную изворотливость. А раз он совершенно не умел лукавить, то решил, что лучше оставаться честным, пусть даже из-за этого дела будут делаться гораздо дольше. К несчастью, именно подобные проволочки в делах и превратили его в отца, совершенно не обращающего внимания на свою семью.
— Ты — единственный чудак, который мог тайно сделать мне подобное предложение.
— Да просто вокруг тебя были сплошь идиоты. Я даже не знаю, каким местом ты на них смотрел вообще, — закатил глаза Ригди, но, внезапно посерьёзнев, произнес: — Ты сказал, что должно быть немало куда более подходящих кандидатур. Так вот, их нет. Ты единственный, кто был бы столь кристально чист.
Почему-то при этих словах Бартоломей вспомнил свою жену.
«Делай работу, которая по силам лишь тебе».
Когда она сказала это? Наверное, когда работы стало так много, что он не мог даже выкроить время, чтобы повидать Хоупа. Даже если для служащего это было похвально, можно ли сказать то же о нём в качестве мужа или отца?
Тревогу его развеяли слова супруги.
— Счастливые воспоминания об играх или совместном отдыхе с папой — это здорово. Любой ровесник Хоупа был бы этому рад. Но родители могут сделать больше для своих детей, верно?
Затем Нора с улыбкой спросила: «Ты помнишь, какое сочинение написал Хоуп недавно?»
Сколь бы ни был он загружен работой, Бартоломей всегда читал сочинения и доклады Хоупа. Он полагал, что хоть так может исправить тот факт, что поговорить с сыном ему попросту некогда.
Сочинение называлось «Кем я хочу стать». На эту тему школьники всегда писали как минимум раз или два. Хоуп тогда лишь недавно пошёл в школу, поэтому предложения вышли немного неуклюжими. Но всё равно, Бартоломея глубоко тронула фраза: «Я хочу стать учёным, как мой папа».
— Когда сын хочет стать похожим на отца — это очень ценно. Это означает, что ты делаешь работу, достойную по мнению ребёнка. Не переживай, — уверенно заявила Нора. — Хоуп поймёт. Повзрослев, он осознает, как это здорово, когда ты можешь гордиться своим отцом и хочешь стать похожим на него. Мысль о том, что отец сделал много хорошего, станет поддерживать его на протяжении всей жизни. И после нашей смерти сын сможет идти с гордо поднятой головой.
После этих ободряющих слов он принял окончательное решение. С этого момента он не сделает ничего, что шло бы вразрез с его жизненными принципами, ведь Хоуп видит всё, чего он хочет и сможет достичь. Бартоломей сказал себе, что не забудет того, что сын всё время наблюдает за ним.
Делал ли он сейчас работу, которой Хоуп мог бы гордиться? Сможет ли он в будущем оставаться таким отцом?
Задав себе все эти вопросы, он понял, какой ответ даст Ригди.
За 20 минут
— Не знаю, будет ли от меня толк, но я стану членом временного правительства. Однако у меня есть несколько условий.
— Всё, что пожелаешь.
— Ты соглашаешься, даже не узнав подробностей?
— Это твои условия. Может, выполнить их будет чертовски трудно, но я знаю, что они справедливы. Я тебе доверяю, — со всей серьёзностью ответил Ригди.
Именно это и была его опасная, но в то же время занятная сторона.
— Трудность не столь высока, как ты можешь подумать. Я хочу создать открытый исследовательский центр.
— Исследовательский центр? У нас же вроде есть такой?
Упомянутый Ригди центр не мог похвастаться размерами, да и область исследований его была крайне ограниченной. Фал'Си Правительства столь умело скрывали неугодные сведения, что никто и не догадывался, что действует строго в отведённых рамках. Об экспедициях в Пульс и речи быть не могло — это объяснялось тем, что за пределами Кокона слишком опасно. Впрочем, военные предпринимали наружные вылазки, но их результаты не становились достоянием общественности. Потому и смысла в подобных исследованиях не было.
— Вся эта кутерьма вокруг изгнания возникла потому, что мы ничего не знаем о Пульсе. Мы не можем позволить себе снова повторить ту же ошибку.
— Понял. Когда речь идёт о Пульсе и внешней стороне Кокона, нет смысла соваться туда без военных. Не думаю, что по этому вопросу гражданский совет может дать грамотный совет.
— К тому же, если исследовательский центр будет общественным, мы не будем ограничены политикой корпораций. Сведения о Пульсе не будут использоваться для корыстных целей и не будут оставаться достоянием избранных. Все результаты исследований будут в свободном доступе.
— Даже если эти сведения могут создать проблемы?
— Конечно. Вся информация должна подаваться незамедлительно и достоверно. Именно поэтому этот исследовательский институт должен быть независим от правительства, чтобы впредь не допустить утаивания или искажения информации.
Каждый будет иметь возможность узнать то, что он хочет узнать. Общество не должно лишать людей такого права. К тому же, полностью независимый институт сможет выступить контролирующей структурой для правительства и конгресса и сумеет пресечь коррупцию в них.
— И ещё я хотел бы учредить в этом центре высшее учебное заведение.
— Ну да, нет смысла просто возводить бетонную коробку. Надо её чем-то и кем-то наполнять
Мысль об учреждении нового высшего учебного заведения пришла к нему уже давно, задолго до того, как он изложил свои условия Ригди. А подтолкнули его к этому решению слова Хоупа.
«Незнание пугает».