- Но у луны нет ножек.
- Нет, она плывет. И вот однажды вечером она выплыла к ним, такая прекрасная и стройная - самая красивая на свете, и глаза ее так сияли, что все сразу поняли - экспедиция будет удачной. Они пали перед луной ниц и воскликнули: "Знамение! Не покидай нас, и мы пройдем через пустынные пески и воды, с отражением твоего сияния в глазах и будем счастливы твоим счастьем во веки веков. Аминь!" И с этими словами все они уселись в лодки, воттакмолодцы с воттакмолодцами, воттакфеи с воттакфеями. А молодая луна осталась там над верхушками заколдованных деревьев, благословляя их ласковым взглядом. Но один человек отстал. Это был старый воттакмолодец, который полюбил луну так сильно, что забыл все на свете, и он пополз к ней, надеясь хоть коснуться ее ног.
- Но ведь у луны нет ног!
- Он-то думал, что есть, - она ему казалась женщиной из серебра и слоновой кости. Вот он полз и полз мимо заколдованных деревьев, но так и не мог ее достать, - ведь это была луна.
Адриан умолк, и наступила тишина. Потом он сказал:
- Продолжение следует, - и вышел из комнаты. В холле его нагнала Диана.
- Адриан, вы мне портите детей. Разве вы не знаете, что басни и сказки больше не должны отбивать интерес к технике? После вашего ухода Рональд спросил: "Дядя Адриан и правда верит, что ты луна, мамочка?"
- А вы как ответили?..
- Уклончиво. Но они ужасно хитрые.
- Что ж, спойте мне "Водоноса", пока нет Динни и ее кавалера.
Она пела, а Адриан не сводил с нее восторженных глаз. Голос у нее был хороший, и она отлично спела эту старинную тоскливую песню. Едва умолк последний звук, как горничная доложила:
- Мисс Черрел. Профессор Халлорсен.
Динни вошла с высоко поднятой головой, и Адриан отметил про себя, что взгляд ее не предвещает ничего хорошего. Он видел такие глаза у школьников, когда они собирались дать трепку новичку. За ней вошел Халлорсен, пышущий здоровьем и чересчур высокий для этой маленькой гостиной. Когда его представили Динни, он низко поклонился.
- Ваша дочь, господин хранитель музея?
- Нет, племянница; сестра капитана Хьюберта Черрела.
- Вот как? Считаю за честь с вами познакомиться, мисс Черрел.
Адриан заметил, что, встретившись взглядом, они не сразу смогли отвести друг от друга глаза.
- Как вам нравится гостиница Пьемонт, профессор? - спросил он.
- Готовят отлично, но там слишком много нашего брата, американца.
- Прилетели целой стаей?
- Да. Недельки через две мы снимемся и улетим.
Динни, воплощенную английскую женственность, сразу же взбесил цветущий вид здоровяка Халлорсена, да еще по сравнению с изможденным Хьюбертом. Она села рядом с этим олицетворением мужества с твердым намерением выпустить в его толстую шкуру весь запас своих стрел. Однако он принялся разговаривать с Дианой, и она, еще не кончив есть бульон с черносливом, поглядела на него исподтишка и решила изменить тактику. Все же он - иностранец и гость, а она - девушка воспитанная. И тихая вода берега подмывает, подумала Динни. Она не выпустит своих стрел; напротив, она "очарует его улыбкой и лестью" {Из стихотворения Льюиса Кэррола (1832-1898), английского детского писателя.}; это будет куда вежливее по отношению к Диане и дяде Адриану и в конечном счете стратегически выгоднее. С коварством, достойным поставленной цели, она дождалась, пока он не завяз в проблемах английской политики, - по-видимому, он считал политику одной из самых важных сторон человеческой деятельности, и, кинув на него взгляд, достойный кисти Боттичелли, сказала:
- Нам тоже следовало бы относиться к американской политике серьезнее, профессор. Но ведь нельзя же принимать ее всерьез, не так ли?
- Вероятно, вы правы, мисс Черрел. Все политики руководствуются одним и тем же правилом: придя к власти, не повторяй того, что ты говорил, будучи в оппозиции; в противном случае тебе придется взяться за то, с чем не справились твои предшественники. По-моему, единственная разница между партиями та, что у одних в государственном автобусе места сидячие, а у других - стоячие.
- А в России все, что осталось от других партий, забилось под сиденья.
- Ну, а в Италии? - спросила Диана.
- И в Испании? - добавил Адриан.
Халлорсен заразительно рассмеялся.
- Диктатура не имеет отношения к политике. Это просто шутка.
- Нет, это не шутка, профессор,
- Скверная шутка, профессор.
- В каком смысле шутка, профессор?
- Обман. Диктатор полагает, что человек - это глина в его руках. Стоит раскрыть обман, как его песенка спета.
- Позвольте, - сказала Диана, - но если большинство народа поддерживает диктатуру, - разве тогда это не демократия или не правление с согласия управляемых?
- Я бы сказал - нет, миссис Ферз, если оно, конечно, не подтверждается ежегодными выборами.
- Кое-кто из диктаторов умеет добиваться своего, - сказал Адриан.
- Дорогой ценой. Возьмите Диаса в Мексике. За двадцать лет он превратил ее в цветущий край, но посмотрите, что с ней стало с тех пор, как его нет. Вы никогда не добьетесь того, к чему народ еще не подготовлен.
- Беда нашего и вашего государственного устройства в том, профессор, сказал Адриан, - что целый ряд реформ, назревших в сознании народа, не осуществляется по одной простой причине: избранные на короткий срок правители на это не решаются, боясь потерять свою мнимую власть.
- Тетя Мэй, - тихонько вставила Динни, - на днях мне сказала: почему бы не избавиться от безработицы, приняв программу перестройки трущоб, и не убить двух зайцев сразу?
- Да ну? Прекрасная мысль! - сказал Халлорсен, обратив к ней свое румяное лицо.
- Денежные магнаты, - сказала Диана, - хозяева трущоб и строительной промышленности, этого не допустят.
- Нужны ведь и деньги, - добавил Адриан.
- Ну, это просто. Ваш парламент может взять на себя необходимые полномочия для такого важного дела; и почему бы ему не выпустить заем? Деньги-то ведь вернутся; это же не военный заем, от которого ничего не остается, кроме порохового дыма. Сколько у вас идет на пособия по безработице?
Никто из присутствующих не мог на это ответить.
- Наверно, то, что вы сбережете на пособиях, с избытком окупит любой заем.