Все утро она провела в укромном уголке парка, скрытом со всех сторон живой изгородью из тисовых деревьев, за чтением дневника Хьюберта. Солнце пригревало вовсю, а жужжание пчел над цинниями, пентстемонами, мальвами, астрами и сентябрьскими маргаритками навевало покой. В этом мирном убежище она снова почувствовала, как ей не хочется выставлять напоказ душевные переживания Хьюберта. В дневнике не было нытья или жалоб, но Хьюберт писал о физических и моральных муках с откровенностью, не рассчитанной на посторонних. Изредка сюда доносились звуки выстрелов; облокотившись на изгородь, Динни посмотрела в поле.
Чей-то голос произнес:
- Вот ты где!
За изгородью стояла тетя Эм с двумя садовниками; широкие поля ее соломенной шляпы свисали до самых плеч.
- Я сейчас обойду изгородь, Динни. Босуэл и Джонсон, можете идти. Мы займемся портулаком после обеда. - Она посмотрела на Динни из-под полей своей шляпы. - Это с Майорки, - так хорошо защищает.
- Но почему Босуэл и Джонсон {Джонсон, Самюэль (1709-1784) - английский писатель; Босуэл, Джеймс (1740-1795) - его биограф.}, тетя?
- Босуэл у нас давно; дядя долго искал, пока не нашел Джонсона. Теперь он заставляет их ходить только вместе. А ты тоже поклонница доктора Джонсона, Динни?
- По-моему, он слишком часто употреблял слово "сэр".
- Флер взяла мои садовые ножницы. А это что у тебя?
- Дневник Хьюберта.
- Грустно?
- Да.
- Я приглядывалась к профессору Халлорсену, - за него надо взяться.
- Начни с его нахальства, тетя Эм.
- Надеюсь, они подстрелят хоть несколько зайцев, - сказала леди Монт, всегда хорошо иметь про запас заячий суп. Уилмет и Генриетта Бентуорт уже поспорили.
- О чем?
- Понятия не имею, - не то насчет парламента, не то насчет портулака; они только и знают, что спорят. Генриетта столько времени провела при дворе!
- А это плохо?
- Она славная женщина. Я люблю Ген, но она так кудахчет. Что ты будешь делать с этим дневником?
- Покажу Майклу и спрошу его совета.
- Никогда не слушай его советов, - сказала леди Монт, - он славный мальчик, но ты его не слушай; у него странные знакомства - издатели и тому подобное.
- Потому-то мне и нужен его совет.
- Спроси Флер, она умница. У вас есть такие циннии в Кондафорде? Знаешь, мне кажется, что Адриан скоро свихнется.
- Тетя Эм!
- Он такой рассеянный; и от него остались кожа да кости. Конечно, мне не следует этого говорить, но, по-моему, пусть берет ее поскорее.
- Я тоже так думаю, тетя.
- А он не хочет.
- Может, не хочет она?
- Оба они не хотят; вот я и не знаю, как тут быть. Ей же сорок.
- А сколько дяде Адриану?
- Он у нас самый маленький, если не считать Лайонела. Мне пятьдесят девять, - решительно заявила леди Монт. - Я-то помню, что мне пятьдесят девять, а твоему отцу шестьдесят! Твоя бабушка, верно, очень тогда торопилась, рожала нас одного за другим. А как ты смотришь на то, чтобы рожать детей?
Динни спрятала смешинку в глазах.
- Что же, для женатых, пожалуй, неплохо - в меру, конечно.
- Флер ожидает второго в марте; скверный месяц... так неосторожно! А когда ты собираешься замуж?
- Когда отдам кому-нибудь свое юное сердце, - никак не раньше.
- Вот это разумно. Только не за американца. Динни едва не вспылила, но улыбнулась.
- Зачем, скажи на милость, мне выходить за американца?
- Ничего нельзя знать заранее, - сказала леди Монт, срывая увядшую астру, - все зависит от того, кто тебе подвернется. Когда я выходила замуж за Лоренса, он мне все время подвертывался.
- И сейчас все еще подвертывается, да?
- Не язви.
Леди Монт замечталась, и шляпа ее как будто стала от этого еще больше.
- Кстати о браках, тетя Эм, - мне хочется найти невесту Хьюберту. Ему нужно рассеяться.
- Твой дядя, - заметила леди Монт, - наверно, скажет: чтобы рассеяться, нужна балерина.
- Может, у дяди Хилери есть балерина, которую он может порекомендовать?
- Не дерзи, Динни. Я всегда говорю, что ты ужасно дерзкая. Но дай-ка подумать: была одна девушка... нет, она вышла, замуж.
- Может, она уже развелась?
- Нет. Как будто собирается, но это еще не скоро. Прелестное создание.
- Не сомневаюсь. Подумай-ка еще, тетя.
- Пчел разводит Босуэл, - заметила тетя Эм. - Они итальянские. Лоренс называет их фашистками.
- Черные рубашки, и никаких угрызений совести. Ужасно энергичные.
- Да, все летают, летают, а чуть что - ужалят, если ты им не нравишься. Меня пчелы любят.
- У тебя одна на шляпе. Снять?
- Стой! - воскликнула леди Монт, откинув назад шляпу и слегка приоткрыв рот. - Нашла!
- Что?
- Джин Тасборо, дочь здешнего священника... семья очень хорошая. Денег, конечно, ни гроша.
- Совсем ни гроша?
Леди Монт покачала головой, и шляпа ее заколыхалась.
- Такие никогда не бывают богатыми. Хорошенькая. Похожа на тигрицу.
- А можно мне на нее посмотреть? Я примерно знаю, что Хьюберту понравится.
- Я приглашу ее ужинать. Они плохо питаются. У нас была уже одна Тасборо. Кажется, при короле Якове; так что она нам какая-то пятиюродная. Там есть еще и сын; на флоте; вполне разумный, и усов нет. Он сейчас дома, в отписке.
- В отпуске, тетя Эм.
- Так и знала, что это не то слово. Будь добра, сними у меня со шляпы пчелу.
Динни сняла носовым платком с большой шляпы маленькую пчелку и поднесла платок к уху.
- Я все еще люблю слушать, как они жужжат, - сказала она.
- Позову и его, - ответила леди Монт, - его зовут Алан, очень милый мальчик. - Она посмотрела на волосы племянницы. - По-моему, это цвет мушмулы. Говорят, у него есть будущее, только не знаю какое. Взлетел на воздух во время войны.
- Но, надеюсь, спустился обратно?
- Да; ему даже за это что-то дали. Говорит, теперь на флоте очень душно. Все какие-то углы, колесики, вонь. Он тебе сам расскажет.
- Вернемся к девушке, тетя Эм; в каком смысле она тигрица?
- Понимаешь, когда она на тебя смотрит, ты так и ждешь, что из-за угла появится тигренок. Мать умерла. Джин прибрала к рукам весь приход.
- Она приберет к рукам и Хьюберта?
- Нет, но уж, конечно, всякого, кто захочет прибрать к рукам его.
- Это, пожалуй, подойдет. Хочешь, я отнесу ей записку?
- Пошлю Босуэла и Джонсона. - Леди Монт поглядела на часы. - Нет, они пошли обедать. Всегда проверяю по ним часы. Пойдем сами, Динни; тут всего четверть мили. В этой шляпе очень неудобно?
- Напротив.
- Тем лучше; мы можем выйти здесь.