Я задерживаю дыхание, но все равно не успеваю сдержать себя. Против всех законов природы и инстинкта самосохранения, киваю. Отрывисто. Ясно.
Ну и к черту.
- Вот видишь, - он ликует. Мягко прокладывая цепочку поцелуев по моей шее, движется к губам. И обратно.
Кажется, я начинаю понимать, почему ему так этого хочется…
- А если кто-то придет?.. – мне плевать, честно. Но почему-то спрашиваю.
- Мы пошлем его… подальше, - сладко отзывается Эдвард, прижимая меня к себе. От него пахнет каким-то хорошим парфюмом и алкоголем (странный коктейль, но на удивление, возбуждающий). Той водкой, что мы пили. Но воспринимается это скорее как дополнение и плюс, чем минус. Отвращения во мне не вызывает – наоборот, тяга внутри комка… нарастает.
Теплые губы одаривают вниманием мою яремную впадинку. По спине бегут мурашки.
- Здесь холодно… - жалуюсь я, едва ли не хныча. Только не по той причине, что озвучиваю.
- Это ненадолго, - утешающе обещает мой истязатель. Присаживается передо мной на колени, немного задирает салатовую водолазку, целует кожу.
- Аппендицит? – интересуется, на миг прерываясь и очерчивая пальцем мой шрам.
- Да…
- У меня тоже, - хмыкает, возвращается к прежнему делу. Продолжает. Встает.
Поцелуи сменяются прикосновениями – и так по кругу, доводя до изнеможения. Я начинаю задыхаться, а тело действительно охватывает жар. Теперь я верю своему Султану.
- Ты красавица, Белла, - уверяет он, приподнимая мою юбку, пока трясущимися пальцами стараюсь сделать что-нибудь с его ремнем.
Я рдею. Я больше не протестую.
Я хочу… да, сейчас, я хочу.
И плевать, в каком месте и после скольких стопок мартини и водки. Я хочу именно этого мужчину. Я хочу, чтобы первым у меня стал он…
- Я никогда… - прикусываю губы, кое-как сдержав стон, чтобы объяснить ему. Пока не поздно.
Мягкие губы останавливаются. И руки, как ни прискорбно, тоже. А моя кожа как никогда жаждет касаний. Этих.
- Девственница? – с сомнением спрашивает Эдвард.
- Да.
Я делаю глубокий вдох. Я всеми силами стараюсь сохранить хоть какое-то лицо перед ним. Хотя, наверное, уже поздно.
- В таком случае, - мужчина отходит от меня, упираясь спиной в закрытую дверцу кабины, - мы можем прекратить. Будет нечестно, если я заберу то, что не мне причитается.
От его речи меня пробивает на смех. А может, все дело в выпитом?..
- Что, все так плохо? – он выдает мне притворную улыбку, но на самом деле в недоумении, я вижу. Я вижу это по голубым глазам, захваченным желанием. Желанием… меня, как бы парадоксально такое не звучало.
- Это так старомодно… - хихикаю я.
- Это не то, с чем шутят, - нахмурившись, говорит мужчина, - я готов остановиться, если ты хочешь.
На полном серьезе. Он на полном серьезе это говорит!
- То есть, я могу сказать «нет»?
- Можешь, - в его честности я не сомневаюсь. Длинные пальцы уже готовятся открыть защелку и выпустить меня отсюда. Отпустить.
Его дыхание тоже сбилось. Его рубашка немного промокла… а его джинсы, кажется, тесноваты.
Ну уж нет. Теперь я точно не дам ему все прервать.
- А я скажу «да», - хмыкаю, приподнимаясь на цыпочки и обвивая пальцами его шею, - если ты позволишь…
Ненадолго задумавшись, он хитро кивает. Достает из кармана блестящий маленький квадратик с вполне ожидаемым названием… и с готовностью притягивает меня обратно.
…Этой ночью Эдвард берет меня трижды в кабинке. Мы оба не в состоянии стерпеть. И мы оба не в состоянии остановиться. Я глажу его плечи, я касаюсь губами мочки его уха, наслаждаясь рычанием, что слышу, и мне невероятно приятно ощущать его… внутри себя.
Все говорили, это больно. Некомфортно. Страшно.
А на деле – ничего подобного со мной не происходит. Наоборот. С точностью до наоборот…
Возможно, все дело в том, с кем этим заниматься. С Эдвардом я просто не замечаю чего-то, что не приводит к удовольствию. Всю эту ночь.
Последнее, что помню, как он везет меня домой на такси. И как я стискиваю пальцами ворот его рубашки, немного пропитавшейся сладковатым потом.
Эта ночь – последняя, что мы проведем вместе. Наутро, когда проснусь с дикой головной болью и неприятно колющим ощущением внизу живота, выяснится, что все, что было нужно от меня этому человеку, он уже получил. Вчера.
Больше встречаться не намерен – так гласит оставленное и не так уж давно набранное на моем телефоне сообщение. </p>
* * *
<p>
Моя чадра светло-синего цвета – как море – с изящными разрезами для рук. Ткань тонкая-тонкая, мягкая – Алек выбирал. Он подготовился к моему приезду куда основательнее, чем можно было представить. И это при том, как рьяно отговаривал ехать.
«Это исламская страна, Изабелла».
«Я знаю».
«Это не США».
«Я знаю».
«Ради чего ты собираешься все бросить?».
На этом моменте я и не выдержала. Я рассказала ему все. Про отца, про театр с одалисками, про такси в клуб и… про Эдварда. Я не смогла удержаться.
Сжимая в руках трубку и даже не стараясь спрятать слезы, я умоляла его мне помочь. Использованной, брошенной и одинокой в такой степени я чувствовала себя впервые. Я отчаянно желала уехать, переехать, сбежать, скрыться… и забыть. Все. Всех.
Но в основном, конечно, теперь ненавистного Сулатана.
«У меня никого не осталось, Алек… никого, кроме тебя».
Наверное, это и стало для него последней гранью – моя истерика. Я никогда их себе не позволяла, даже в детстве. Он говорил, что когда я разбивала колени, или соседская кошка царапала мои руки, все, чего можно было дождаться - злобного бормотания и немного дрожи в голосе. А теперь я плачу… и плачу так, как будто бы больше ни на что не способна.
«Приезжай. Немедленно».
Ровно через неделю, покончив со всей бюрократией по смерти Норвила и с трудом дождавшись возможности добраться до аэропорта за заветным билетом, я покинула Штаты, в которых больше не могла оставаться, с робкой надеждой, что сюда не вернусь. В Ираке, по крайней мере, со мной будет семья. Алек.