Тот ничего не ответил, только пожал плечами. Но политработник понимал, в чем дело. Если из Кабула приходил винтокрылый «почтарь», и писем Варнавский не получал (а такое иногда случалось), то Сергей, по натуре человек впечатлительный, обычно уходил в себя. В далеком Буденновске жили его родители и еще один дорогой ему человек, при виде каллиграфического почерка которого у парня светлело лицо.
— Выше голову, — озорно подмигнул ему Демаков. — Жизнь прекрасна и удивительна! А письмо твое просто еще не успели на почте рассортировать. Не так ли, Азамат? — обратился офицер к рядовому Ягофарову.
— Точно так, — мягко улыбнулся тот.
Азамат Ягофаров во взводе и даже в роте выделялся начитанностью, обаянием. Силой своей эрудиции он покорял товарищей и к нему всегда прислушивались. У Демакова с ним сложились дружеские отношения. Они часто спорили, обсуждали прочитанные книги. Нередко к своим минидиспутам привлекали и других.
Вместе с Демаковым подчиненных придирчиво осматривали заместитель командира взвода старший сержант Сергей Ниякин и командир отделения сержант Усман Аллядинов, спокойные, немногословные. Они знали цену мелочам — бывали уже в самых разных переделках. Поэтому делали все основательно, надежно. Политработнику иногда казалось, что по возрасту сержанты гораздо старше своих сослуживцев. Хотя на самом-то деле — ровесники. Просто эти парни с молодых лет ответственнее относились к делу. Именно в молодые годы человек обретает — или не обретает — свои главные качества: волю, целеустремленность, трудолюбие, смелость. В зрелые годы он эти качества развивает или не развивает. В старости он на них опирается... Ничто в жизни не бывает так важно, как школа молодости. Ничто!
Еще когда Демаков знакомился с личным составом роты, то сразу обратил внимание на этих сержантов. Прежде всего потому, что оба они награждены медалью «За отвагу». Эту почитаемую всеми солдатскую награду вручают воинам, проявившим себя достойнейшим образом в самых критических ситуациях. В последующих стычках с душманами Александр убедился: бандиты никогда не заставали их врасплох, на огонь врага они всегда отвечали метким огнем.
Изучая людей, с кем придется служить бок о бок, Александр сделал вывод: в роте сильный состав младших командиров. Заместители командиров взводов, командиры отделений свое дело знали и относились к нему добросовестно.
Как-то Демаков по неопытности попытался было поучать сержанта Аллядинова, как лучше вести занятия по уставам. Командир роты, невольно ставший свидетелем разговора политработника с сержантом, в тот момент ничего не сказал. Но вечером в офицерской палатке, не обращаясь конкретно к своему заместителю, высказался: «Товарищи офицеры, поменьше опекайте сержантов. Зачем человеку навязывать помощь, когда она ему не нужна? Навязчивая опека лишь ослабляет человека».
Впоследствии Александр убедился, что сержант Аллядинов и в самом деле в мелочной опеке не нуждается. Он прекрасно знал предмет занятий, к тому же знал и конкретные условия применения того или иного параграфа устава.
Проверив все, Демаков доложил командиру роты о готовности к выходу на задание. Как раз в это время солнечные лучи на востоке неровно обрезали вершины гор, подсвечивая место, где после вчерашнего утомительного марша рота остановилась на ночлег.
— Связь держать постоянно, — еще и еще раз наставлял командир роты старший сержант Александр Федяшин. — Мало ли что может произойти...
— Даже с того света поддерживать? — не удержался от шутки Кушнарев. Его улыбчивый взгляд говорил о том, что офицера, казалось, мало тревожат душманские засады, перспектива быть раненым. Он мог шуткой разрядить напряженную обстановку, нарочитой грубостью заживить сердечные раны. Юному лейтенанту Тарнакину, получившему от любимой недоброе письмо, он процитировал: «Мы для богов — что для мальчишек мухи. Нас мучить — им забава». А потом улыбнулся и заметил: «Дорогой Саша, мы бы никогда не влюбились, если бы не были наслышаны о любви. В общем, относись к этому философски, жизнь, она в контрастах и переменах».
Тарнакин слушал его и щурил глаза. Иронические рассуждения товарища, удивительно, не то что бы успокаивали, но не давали разрастаться сердечной боли. Банальность ведь не переносима в устах тех, кто придает ей значительность. А Кушнарев все свои изречения, даже порой самые серьезные, произносил шутливым тоном. В нем жил неистребимый оптимист. Он редко оглядывался назад, смотрел только вперед.
— Даже с того света, Володя, поддерживайте связь, — серьезно заметил ротный после небольшой паузы. — И желаю вам ни пуха...
— С чертом оно веселее, — снова отозвался Кушнарев.
— У мусульман чертей нет, — поддержал его Демаков. — У них шайтаны.