— Очень утешительные новости, — проронил я. — А много ли времени потребуется, чтобы вновь пустить реактор?
— Не меньше часа. Естественно, после того как будет потушен пожар и никаких новых неполадок не будет обнаружено.
— По мнению Суонсона, чтобы справиться с огнем, понадобится три-четыре часа. Выходит, в общей сложности это пять часов. Довольно большой промежуток времени. Почему бы ему не использовать оставшуюся энергию, чтобы отыскать полынью?
— Это еще более рискованная затея, чем оставаться под водой, пытаясь потушить пожар. Я на стороне командира. Как говорится, от волка побежишь — на медведя нарвешься.
Держа в руках медицинскую сумку, кашляя и чихая, в центральный пост вошел доктор Джолли и тотчас принялся надевать на себя спасательный костюм и кислородный прибор. Ганзен объяснил, как им пользоваться, и ирландец, похоже, оказался толковым учеником. Браун, тот самый матрос, который помог Картрайту добраться до центрального, был прикомандирован к доктору. Тот не знал, где находится трап, ведущий из машинного отделения в турбинный отсек.
— Одна нога здесь, другая — там, — напутствовал его Суонсон. — Имейте в виду, Джолли, вы к такой работе непривычны. Жду вас минут через десять.
Вернулись они ровно через четыре минуты. Но потерявшего сознание Рингмана с ними не было. Браун не то тащил, не то нес бесчувственное тело доктора Джолли.
— Так и не понял, что же произошло, — тяжело дыша, произнес Браун, не в силах унять дрожь от перенапряжения. Джолли весил килограммов на двенадцать больше него. — Войдя в машинное, мы закрыли за собой дверь. Первым шел я. Вдруг Джолли упал на меня. Я решил, что он споткнулся. Он сбил с ног и меня самого. Поднявшись на ноги, я увидел, что Джолли лежит сзади меня. Я направил на него фонарь. Смотрю: а он потерял сознание. Маска сорвана. Я кое-как надел ее на него и быстро потащил сюда.
— Ну и ну, — задумчиво протянул Ганзен. — Профессия врача на борту «Дельфина» становится опасной. — С этими словами он хмуро посмотрел на неподвижное тело доктора Джолли, которого уже несли к задней двери, где воздух был сравнительно чище. — Все три костоправа выведены из строя. Очень кстати, не правда ли, командир?
Суонсон ничего не ответил. Я его спросил:
— Вы знаете, какой именно укол нужно сделать Рингману, каким образом и куда?
— Нет.
— А кто-нибудь из членов экипажа знает?
— Не буду с вами пререкаться, доктор Карпентер.
Открыв сумку доктора Джолли, я порылся в ней и нашел то, что искал. Наполнив шприц содержимым ампулы, я воткнул иглу себе в левое предплечье.
— Это болеутоляющее средство, — произнес я. — Боли я боюсь, а мне нужно, чтобы указательный и большой палец на этой руке работали. — Посмотрев на Ролингса, который, несмотря на то что было нечем дышать, казался в форме, я спросил его: — Как себя чувствуешь?
— Засиделся без дела. — Встав со стула, моряк поднял с палубы свой кислородный аппарат. — Не бойтесь, док. Имея под рукой такого классного специалиста, как Ролингс...
— В кормовых отсеках сколько угодно свежих людей, доктор Карпентер, — заметил Суонсон.
— Нет. Только Ролингс. Это в его же интересах. Может, он нынче заработает две медали.
Улыбнувшись, Ролингс натянул маску на лицо. Две минуты спустя мы оказались в машинном отделении.
Жара была невыносимой. Несмотря на мощные фонари, видимость не превышала восемнадцати дюймов, но в остальном все было более-менее сносно. Кислородный аппарат функционировал нормально, никакого дискомфорта я не испытывал. Хочу сказать, поначалу.
Взяв меня за руку, Ролингс подошел к верхней части трапа, ведущего в турбинный отсек. Услышав характерное шипение огнетушителя, я огляделся вокруг, пытаясь установить, откуда доносится этот звук.
«Жаль, что в средние века не существовало субмарин», — подумал я. Если бы Данте увидел зрелище, представшее нашим взорам, его описание чистилища было бы куда более устрашающим. Над турбиной правого борта были укреплены два мощных прожектора, позволявших видеть предметы на расстоянии от трех до шести футов в зависимости от количества дыма, источником которого был тлеющий изоляционный материал. Участок изоляции был покрыт толстым слоем белой пены: двуокись углерода, выбрасываемая под давлением, мгновенно замораживает любой материал, с которым входит в соприкосновение. Как только член аварийной партии, орудовавший огнетушителем, отступил в сторону, из мрака вышли три моряка и принялись рубить и отдирать изоляцию. Едва открывали кусок наружного изоляционного материала, как вспыхивала тепловая изоляция. Пламя взвивалось на высоту человеческого роста, ярко освещая фантастические фигуры людей, мигом прыгавших в сторону, чтобы не сгореть в огне. После этого вновь выходил вперед человек, державший огнетушитель. Он нажимал на клапан, пламя отступало, на его месте появлялся слой белой пены. Затем все повторялось заново. Движения участников аварийной группы напоминали священнодействия жрецов неведомой, давно забытой языческой секты, возлагавших очередную жертву на обагренный кровью алтарь.