Как корабль «Дельфин» перестал существовать. Не слышно было ни пульсирующего рокота могучих машин, ни воя генераторов, ни гула установки для кондиционирования воздуха, ни характерных щелчков гидролокатора, ни обычно доносившегося из радиорубки потрескивания, ни слабого шипения воздуха, ни джазовых синкоп, вырывающихся из динамика проигрывателя, ни жужжания вентиляторов, ни шума шагов, ни человеческой речи. Исчезли все эти звуки, свидетельствующие о том, что корабль жив. Но возникла нечто гораздо худшее. Звуки иного рода. Это были признаки не жизни, а ее угасания — частое хриплое, затрудненное дыхание хватающих воздух, цепляющихся за жизнь людей.
Им недоставало воздуха, хотя в гигантских цистернах имелось столько кислорода, что его хватило бы на много дней. На борту субмарины имелись и индивидуальные дыхательные аппараты, аналогичные британским, с помощью которых можно получать азотно-кислородную смесь непосредственно из цистерн. Однако число их было невелико, поэтому члены экипажа могли пользоваться ими поочередно лишь в течение двух минут. Остальные же моряки могли тем временем медленно умирать от удушья. Оставалось несколько автономных дыхательных приборов, но они предназначались исключительно для участников групп по борьбе с пожаром.
Время от времени кислород подавался из цистерн прямо в жилые помещения, но пользы от этого не было никакой. Напротив, Из-за того что атмосферное давление увеличивалось, дыхание становилось еще более затрудненным. Даже если бы можно было использовать весь кислород, какой имелся в мире, от него не было бы никакого проку, поскольку с каждой минутой увеличивалось количество выдыхаемого углекислого газа. Обычно воздух на «Дельфине» подвергался очистке каждые две минуты, но гигантская система очистки, пропускавшая двести тонн воздуха, потребляла уйму электроэнергии, а по подсчетам главного электрика, емкость запасной батареи, которая понадобится для пуска реактора, уменьшилась до опасного уровня. Концентрация углекислого газа становилась предельной, но мы были бессильны что- либо предпринять.
В смеси, заменявшей нам воздух, в дополнение ко всему увеличилось содержание фреона, выделявшегося при работе холодильных установок, а также водорода, вырабатываемого аккумуляторами. Хуже того, дым был настолько плотен, что даже в носовых помещениях корабля видимость не превышала нескольких футов. Электрофильтры потребляли слишком много энергии, но даже когда они включались, то не могли справиться с фантастическим количеством частиц углерода, взвешенных в воздухе. Всякий раз как дверь в машинное отделение открывалась, а это происходило все чаще, по мере того как у пожарных иссякали силы, в отсеки корабля проникали все новые и новые клубы едкого дыма. Уже свыше двух часов тому назад пожар в машинном отделении был ликвидирован, но тлеющая изоляция выделяла гораздо больше дыма, чем при пожаре.
Самую же большую опасность представляла повышенная концентрация окиси углерода — этого смертельно опасного, бесцветного, лишенного вкуса и запаха газа, имеющего способность разрушать красные кровяные тельца, в 500 раз превышающую аналогичную способность кислорода. На борту,«Дельфина» предельно допустимый уровень окиси углерода был 30 частей на один миллион. Теперь же он составлял 400 — 500 частей на миллион. Как только он достигнет 1000 частей, жить нам останется считанные минуты.
Другой опасностью был холод. Сбывалось мрачное пророчество командира субмарины: из-за того что паровые трубы остыли, а обогреватели были выключены, температура корабельных помещений опускалась к отметке ниже точки замерзания. По шкале Цельсия эта величина составляла всего два градуса ниже нуля, но для человеческого организма этого было мало. Большинство членов экипажа не имели теплой одежды. В нормальных условиях температура на борту «Дельфина» независимо от наружной составляла 22°С. Членам экипажа запрещалось двигаться по кораблю, но, даже если бы им это и было разрешено, люди не смогли бы противостоять стуже. Поэтому немногие оставшиеся силы уходили у них на то, чтобы дышать, но тепла, чтобы бороться с сыростью и холодом, им недоставало. Моряки дрожали от озноба; было слышно, как стучат у них зубы, как тихонько хнычут те, кто вконец ослаб. Но особенно отчетливо слышался иной звук — приглушенный стон, жутковатый хрип, с которым в натруженные легкие врывался воздух.
За исключением нас с Ганзеном, по сути, оставшихся без одной руки, да больных, все члены экипажа «Дельфина» спускались в ту ночь в турбинный отсек, чтобы сражаться с красным демоном, грозившим всем нам гибелью. Каждый раз число участников аварийных партий увеличивалось. Вместо четырех их стало восемь, и работали они всего по три-четыре минуты, зато выкладывались до конца. Однако из-за все более сгущавшегося мрака и тесноты работа продвигалась так медленно, что впору было отчаяться. Моряки ослабли, как малые дети, и с огромным трудом сдирали слои изоляции.