Секретарь вернулся и на этот раз принес нужное письмо. Прочитав, Карл Шурц приложил его к рапорту из военного министерства. Теперь все было в порядке, и дарлингтонское дело можно было положить в особую папку. И тогда оно, вместе с тысячами других папок министерства внутренних дел, будет спокойно лежать на полке и покрываться пылью.
Может быть, только этот метод и является правильным, подумал Шурц, перечитывая инструкции генерала Шермана всевозможным генералам, полковникам, майорам. Ведь столько их было в его жизни, столько тысяч сапог чеканило шаг по грязи и пыли, по траве и пышным полям созревшей волнующейся пшеницы!
Он опять вспомнил Мизнера, приславшего рапорт, и опять начал рыться в своей памяти. «Мизнер… Мизнер… – твердил Шурц. – Вечно они там, в прериях, меняют расположение полков!» Он не мог даже припомнить, куда поместили именно эту группу шайенов. За последние несколько лет по крайней мере шесть групп индейцев были выведены с севера и расселены на Индейской Территории. Беспокойный народ! Шайены первобытны, жестоки, низки. Жители прерий, знающие толк в индейцах, утверждают, что шайены живут только ради войны. Хотя Шурц сомневался в этом. Никогда не думал он этого даже о пруссаках, которых ненавидел глубоко и затаенно.
Но ни один народ не живет для того, чтобы убивать, и только убивать. Такой народ не мог бы иметь ни жен, ни детей и должен был бы исчезнуть с лица земли.
И вот теперь маленькая группа шайенов, одно крохотное селение, всего в триста душ, ушло с того места, которое ему предназначило правительство. Шли они на родину, на север – за тысячу миль. Их ум подобен уму ребенка, и за это им придется поплатиться жизнью. «Они умрут, но будут бороться, – думал Шурц. – Одно, кажется, индейцы знают – как надо умирать».
Однако его любопытство было возбуждено, и захотелось узнать об этой истории побольше. Он едва ли сознавал, насколько его раздражает суетливость, с которой Шерман так и сыплет приказами. Он и сам был когда-то солдатом и знает, что такое военная строгость, но все-таки пуля – не лекарство от всех болезней.
Шурц стал внимательно просматривать отчеты из Дарлингтона. В течение двух часов он тешил свою совесть рассуждениями о том, что никто, кроме Карла Шурца, не дал бы себе труда возиться с такой путаной историей. Дочитав, он понял, что ничего не сделает. «Да и что тут сделаешь!» – сказал он себе и решил повидаться завтра утром с Шерманом. «Да, тут ничего не сделаешь», – повторил Шурц. Главное то, что Шерман все-таки прав. Если закон нарушен, виновных следует покарать.
Его отвлекли другие дела, и на следующее утро он как-то забыл о Дарлингтоне. Донесения из Дарлингтона все еще лежали в папке на его письменном столе, но до одиннадцати часов он не вспомнил о них, а затем ему надо было спешить на совещание кабинета. Однако, проходя мимо стола, он увидел папку и решил все-таки поговорить с Шерманом.
Совещание томительно тянулось, министры поджидали президента. Хейс запаздывал. Военный министр Мак-Крери то и дело посматривал на часы и сердито объявлял время. Карл Шурц откусил кончик сигары, но почему-то не закурил. Министр почты и телеграфа дремал.
Подали завтрак. Карл Шурц считал, что Америка наиболее отстала в вопросах гастрономии. Пища здесь безвкусная, пресная, она может лишь утолить голод, но не доставляет человеку никаких иных ощущений. Он ел рассеянно, как человек, который раздосадован бессильными попытками вспомнить какой-то пустяк. Он не притронулся к яблочному пирогу и, взяв чашку кофе, наконец закурил сигару.
– Мы просидим здесь весь день! – проворчал Мак-Крери.
Пепел на сигаре все нарастал, и внезапно Шурц понял причину своего беспокойства и недовольства.
– Вы помните договор Харни-Сенборна? – спросил он Дивенса, министра юстиции.
Министр, отщипывая кусочки пирога, сердито взглянул на Шурца, как человек, которого внезапно спросили о том, что очень далеко от хода его мыслей. Кроме того, ему не нравился Шурц: не нравился его тон, его испытующий взгляд исподлобья.
– Вы должны бы его помнить, – продолжал Шурц. – Это было в шестьдесят пятом году.
– Договор с индейцами?
– Да, он был подписан в шестьдесят пятом, – вставил государственный секретарь Эвартс.
Шурц что-то обдумывал. Он помнил большую часть договора. Его основной пункт гарантировал индейцам прерий право жить на тех землях, которые они занимали на севере, – весь бассейн Паудер-Ривер от Черных Холмов и Скалистых гор на западе до Йеллоустон-Ривер на востоке. Договор имел в виду племена шайенов и сиу, но главным образом шайенов, поскольку сиу жили дальше к востоку.