– У тех, кому удалось бежать, есть ружья. Завтра утром придется отправиться за ними и привести их обратно.
– И я так думаю, если только они не перемрут и не замерзнут, пока мы найдем их.
– Как бы то ни было, а утром мы должны отправиться.
– Видимо, да.
– Вам лучше остаться с гарнизоном, я возьму с собой Бакстера.
– Как хотите, – пожал плечами Врум.
Они еще посидели некоторое время в молчании, покурили, наконец Врум спросил:
– Пошли?
– Нет, я еще хочу написать рапорт.
Закончив рапорт, Уэсселс отправился к себе, выпил виски и попытался заснуть. Но безуспешно. Он лежал на постели одетый, а мрак пред его глазами был полон картин – слишком много картин, слишком реальных. Сон не приходил.
Капитан надел теплый плащ и, спотыкаясь, выбрался наружу, но те же картины стояли у него перед глазами. Он вышел на холод, он был весь в испарине. Фургон как раз возвратился в форт с новым грузом убитых. Капитан остановился и глядел, как солдаты сбрасывают трупы, держа их за голову и за ноги. И вдруг он услышал собственный голос:
– Сколько?
Уэсселс прошел мимо освещенных окон лазарета, и они напомнили ему тоскливые, похоронные песни. Его охватила мучительная потребность деятельности – все равно, какой деятельности.
Встреченный им лейтенант Бакстер сказал:
– Я не могу спать, сэр, хотя и пытался.
– Да…
– Из штаба ничего не получено?
– Пока еще нет, я только что отправил рапорт.
– Газеты разузнают об этом?
– Думаю, что да. Они узнают обо всем.
– Вероятно, вам пришлось упомянуть и мое имя, сэр?
Уэсселс кивнул.
Первый раз в своей жизни он, против воли, подумал о том, сколько же наслоений и закоулков в душе у человека! Но он не хотел останавливаться на этой мысли. Ему и подумать было страшно, какая цепь событий может развернуться, если имя Бакстера будет связано с происшедшей резней.
– Я должен был это сделать, – сказал он.
Бакстер закивал головой; он походил на перепуганного ребенка и старался не смотреть в сторону барака и трупов.
– А сколько раненых и убитых у нас? – спросил Уэсселс. Он втайне надеялся, что их потери хоть как-нибудь уравновесят число убитых шайенов.
– Один, – ответил Бакстер.
– Один?
– Да, один часовой. Он был убит возле барака выстрелом прямо в сердце.
– Неужели один? – недоверчиво переспросил Уэсселс.
– Никак не могу заснуть, – жалобно ответил Бакстер. – Ужасно устал, а спать не могу.
– Но у нас должны же быть хоть раненые, – настаивал Уэсселс.
Солдаты выгружали из фургона последние трупы шайенов.
– Должны быть раненые. Они же набросились на нас, у них были ружья…
– Пять человек, сэр. Смит и Эверст чувствуют себя плохо. Они не захотели сразу отправиться в лазарет и, истекая кровью, побежали к реке.
Бакстер, захлебываясь, принялся описывать подробности.
– Ах, да замолчите вы! – вздохнув, сказал Уэсселс.
– Прошу прощенья, сэр.
– Да-да, я сам прошу прощенья.
– Я думал…
– Ничего, оставьте.
Бакстер не мог стоять спокойно. Он был возбужден, расстроен. Уэсселс чувствовал, как холод начинает пробирать его, и сказал Бакстеру:
– Мы с успехом можем отправиться за ними сейчас же.
– Я думал, завтра утром.
– Подготовиться можно и сейчас.
На рассвете эскадрон Уэсселса и неполный эскадрон Бакстера двинулись по следу вдоль речки. Уэсселс ехал впереди, рядом с ним – Роуленд и следопыт-сиу. Бакстер находился позади колонны. Солдаты устали, им было холодно. Они ехали, часами не произнося ни слова.
В нескольких милях от форта они обнаружили в протоке шайена, до половины вмерзшего в лед. У него было три раны, одна пуля попала в голову. Казалось невероятным, что он мог уйти так далеко. Здесь солдаты сделали привал, зарыли его, поели и двинулись дальше.
Они обнаружили место, где кровавые отпечатки трех пар ног вели в сторону от главного следа. Они проехали мили три сосновым лесом по этому боковому следу, когда неожиданный выстрел заставил их остановиться. У одного из солдат оказалась простреленной рука. Тогда они спешились и поползли вперед, ведя непрерывный огонь. Ружье стреляло в ответ упорно и равномерно, и солдаты в течение двух часов засыпали свинцом сосновую чащу.
Наконец ружье смолкло. Тогда солдаты поползли вперед, приостановились, затем опять продвинулись еще немного дальше.
– Я думаю, что у них больше нет патронов, – сказал, вставая, Уэсселс.
Солдаты шли за ним. Индеец был мертв, его тело прострелено по крайней мере в десяти местах. Он лежал на своем ружье, а позади находились две женщины; их трупы уже покрылись снегом. Очевидно, понимая, что они умирают, индеец свернул с главного следа и решил остаться с ними до конца.