Для Мэррея след не исчез даже в январе, когда он получил из форта Робинсон сообщение о происшедших событиях. Не исчез он и в феврале, когда лейтенант, переведенный из третьего кавалерийского полка в форт Кио, штат Монтана, дал яркое описание последней битвы у Бизоньего оврага, очевидцем которой ему пришлось быть. Дело происходило в офицерской столовой за обедом, и все внимательно слушали, восхищаясь уменьем Уэсселса использовать преимущества мягкой почвы.
Кончив рассказ, лейтенант повернулся к Мэррею к сказал:
– У вас было несколько стычек с ними, капитан. Упрямый народ, должно быть?
– Да…
Бесстрастное лицо Мэррея выражало только полнейшее отсутствие интереса. Он вышел из-за стола, а лейтенант, пожав плечами, продолжал свой рассказ.
Мэррей жил в форте Кио уже больше двух месяцев. Долгие и безуспешные поиски Шайенов Маленького Волка завели его в Чёрные Холмы, и здесь след Шайенов исчез окончательно. Индейцы укрылись где-то среди зелёных гор, бесчисленных долин, дремучих лесов. Отыскать их за короткое время, остававшееся до зимы, было почти невозможно. Тогда от полковника Мизнера, находившегося на Индейской Территории, последовал приказ о возвращении обоих эскадронов четвертого кавалерийского полка на юг. Из Дэдвуда Мэррей запросил по телеграфу о переводе его под командование генерала Майлса, и когда был получен ответ, он оставил своих солдат и один отправился в форт Кио в Монтане.
Его прощание с Уинтом носило странный характер. Мэррей был молчалив и, казалось, страстно желал поскорее уехать. Уинт, смущённый, сказал несколько неловких слов, какие говорятся в таких случаях.
– Ладно, – улыбнулся Мэррей, – может быть, я там найду то, что ищу.
Он провёл больше двух долгих, скучных месяцев в отрезанном снегами от всего мира форте Кио. У него было мало общего с офицерами гарнизона, и он ясно выказывал желание, чтобы его оставили в покое. Единственное, к чему он проявлял интерес, – это были изредка просачивавшиеся в форт слухи о Шайенах.
Только в апреле были получены первые достоверные сведения о Шайенах. Лейтенант Кларк, посланный с отрядом на разведку в район Пыльной Реки, вошёл с ними в контакт. В донесении, пересланном им в форт, сообщалось, что два лакотских следопыта из его отряда повстречали Шайенов на Пыльной Реке, что они говорили с ними и Маленький Волк выразил согласие встретиться с Кларком.
Генерал Майлс, вспомнив о погоне Мэррея, сказал ему:
– Это забавно, капитан, что они ведут себя теперь так миролюбиво. Не то, что в те времена, когда вы гнались за ними.
– Право, не знаю, – сказал Мэррей. – Они хотели возвратиться на свою родину, и, мне кажется, это было их единственным желанием.
– Конечно, – добавил генерал, – понятие о свободе и независимости у них иное, чем у нас.
– Возможно, – согласился Мэррей.
– Есть у вас планы на будущее, капитан?
– Нет. Впрочем, это не совсем так. Я подумываю о том, чтобы выйти в отставку.
– Вы старый кадровик. И разрешите заметить, капитан, вы будете чувствовать себя тогда, как рыба без воды.
– Возможно, – заметил Мэррей.
– Не могу ли я что-нибудь сделать для вас, капитан, оказать содействие, продвинуть?
– Не надо, сэр. Благодарю вас, я, в общем, уже решил.
В октябре Шайены – сто пятьдесят мужчин, женщин и детей, – возглавляемые Маленьким Волком, исчезли для капитана Мэррея, для генерала Крука, для всего мира и для Карла Шурца, который вынужден был написать слова, дающие им право вернуться на родину. Они стремились всё дальше на север. Мелководные реки помогали им, смывая их след, снег своим белым покровом заметал его. И вот перед ними, подобно стене, возникли зелёные крутые склоны гор.
Шайены исчезли в Чёрных Холмах, как лисица в своей норе. Всё глубже и глубже забирались они, отыскивая место, которое было бы им по душе, и обрели его. Это была длинная поляна, окаймленная лесом, окружённая высокими горами, замыкавшими её с обоих концов, отрезанная от остального мира. Здесь были приют и защита, здесь было пастбище для их изнурённых пони, здесь водились и жирные медведи и олени, здесь были дикие утки, прилетавшие с ледяных пустошей Канады, кролики и белки-весь тот богатый, щедрый край, к которому они так страстно стремились.
И они зажили, как им хотелось. По мере того как дни превращались в недели, а недели в месяцы, по мере того как росли снежные сугробы вокруг их палаток, воспоминания о долгой борьбе и о побеге всё более тускнели. Снежные сугробы и покрытые снегом горы служили им надежной защитой. Родились дети, и матери кормили их грудью, а дети постарше, играя на снегу, забывали о красной пыли, как забывали о голоде, о лихорадке и о зловещих, одетых в жёсткие рубахи представителях «цивилизации».