— Например, продать секреты Рейха, чтобы вам потом сохранили жизнь.
— Это сложно.
Губы Рейнхарда дрогнули, он улыбнулся:
— Да. Легче включить Штирлица в комбинацию, основываясь на шатких подозрениях.
Вальтер Шелленберг побледнел. Видя его волнение, Гелен склонился к лицу бригадефюрера, шепнул:
— Он русский. Это хороший куш для Мюллера. И он это уже сыграл. Поверьте мне, Вальтер. Если не верите, то вот.
Генерал нажал кнопку магнитофона. Сам неподвижно замер у окна, сигарету потушил. Шелленберг с ужасом слушал то Штирлица, то Мюллера, оттягивая воротничок своей рубашки. Лента зашипела. Гелен выключил магнитофон, вставил другую кассету. Разговор Штирлица с самим Шелленбергом. С жалостью заметил, что на лбу начальника 6-го управления РСХА выступил пот, и мягко успокоил:
— Я не передам эти записи рейхсфюреру СС.
Вальтер налил себе из стоявшего перед ним графина в стакан воды, довольно спокойным голосом спросил:
— Что вы хотите?
— Боже! Извините, мой мальчик, но я не думал, что вы настолько развращены. Я не шантажирую вас, — Гелен отошел от окна, взял новую папку. Пару минут молча смотрел на Шелленберга. Прошелся пальцами по темно-зеленым краям папки, задумчиво произнес:
— Скажите, Шелленберг. Мюллер достоин жить дальше?
Вопрос Вальтера застал врасплох. Он помялся, не решаясь сказать правду, потом холодно заметил:
— Нет.
— Да, — генерал усмехнулся. — Когда русские войдут в Берлин, четвертое и шестое управление РСХА в их глазах будет единым звеном. Зверства гестапо спишут на вас, на аристократов Главного имперского управления безопасности — на политическую разведку. И вы будете болтаться в петле рядом с папой Мюллером и другими сукиными детьми. Мюллер ведь валит вас. Штирлиц поможет ему сбежать, а вы останетесь здесь. А у вас ведь равные шансы. Тайные каналы СС открыты и для вас, и для Мюллера. А в итоге…
Гелен быстро пожал плечами. Шелленберг устало произнес:
— Штирлиц не вырвется из рук гестапо. Мюллер связал его убийствами Дагмар Фрайтаг и Вальтера Рубенау.
— Связал? Так развяжем. Почитайте это, бригадефюрер, — сунул ему в руки папку. — Здесь показания бывшего белого офицера Владимира Пимезова, помощника начальника владивостокской контрразведки, бывшего в пресс-группе Колчака вместе с неким Максимом Максимовичем Исаевым. Пимезов любезно подтвердил нам кое-какие факты. А вот Вальтер, да, это вам знакомый Вальтер Ритхоген, нынешний резидент абвера в Румынии, добавил кое-какие подробности.
— Значит, он…
— Всеволод Владимирович Владимиров, — на чистом русском произнес Гелен, отлично овладевший языком за время работы против Союза. — У русских трудные имена.
Шелленберг разложил на столе фотографии, коснулся пальцами виска.
— Невероятно… — чуть помолчал. — Штирлиц (уж позвольте мне называть его так, привык за годы работы с ним) гениальный русский разведчик.
— Вы верно заметили, что он разведчик, а не шпион. Шпион провалился бы в первые месяцы работы, а Штирлиц… — Гелен покачал головой.
— Думаете, он резидент?
— Нет. Он у всех на виду. Ему сложно быть резидентом. Одиночка. Профессионал. Ас. Кто угодно, но не резидент.
— Это невероятный шанс, — прошептал Шелленберг и осекся: — А Мюллер знает все это?
— Нет. Он только подозревает.
— Нужно не дать подозрениям укрепиться. Отвести удар от Штирлица.
У Вальтера заблестели глаза. Гелен про себя усмехнулся, с иронией произнес:
— А вы говорите «Красная библия»… Значит, вы участвуете в комбинации — Штирлиц против Мюллера?
— Да, генерал.
Шелленберг ушел, и Гелен вытащил из-за шкафа запрятанный диктофон. Щелкнул по чуть шершавой кнопке, любовно огладил пальцами пластмассовый черный корпус.
========== Глава 4. Размышления Вальтера Шелленберга ==========
Шелленберг все же простыл. Кутаясь в плотный серый халат поверх домашней кутки, вышел на крыльцо загородней виллы, держа в руках окровавленную газету. Два белых пойнтера подбежали к нему, радостно гавкнули. Вальтер с брезгливостью развернул газету, вытряхнул себе под ноги лисицу.
— Фас! — скомкал бумажные листы. Собаки залились веселым лаем. Белые длинные клыки сомкнулись на пушистой рыжей шкуре. Шелленберг выбросил газету в урну и пошел в дом.
Камин потрескивал. Поленья быстро темнели, только в глубине на зольной подушке мерцали оранжевые угли. Бригадефюрер поворошил кочергой, подбросил березовое полено. Чуть пахнуло дымом. Языки пламени жадно лизнули дерево, вспыхнули сухие серые мшинки на коре, сгорая дотла. Полено занялось, затрещало. Вальтер сел в кресло и взял градусник.
Температуры не было, досаждал лишь насморк.
Проклятый Вевельсбург, подумал Шелленберг, глядя, как отражаются в стекле градусника блики пламени. Поднял взгляд. За окном собаки носились по саду. Снег еще не везде растаял, лежал унылым серым слоем под деревьями. По главной расчищенной дорожке ветер разметывал в разные стороны рыжие комочки. Шелленберг пригляделся, даже привстал — лисья шерсть. Собаки пронеслись белой тенью, вспугнули воробьев в кустах и залаяли уже в дальнем конце сада.
Бригадефюрер опустил шторы, и в угловой комнате сразу стало сумрачно. Лампы он зажигать не стал, поудобней устроился в потертом кресле.
Знобило. Знобило не от простуды, подхваченной на холодном ветре. Знобило от осознания собственного конца. Мысли Шелленберга метались лихорадочно, от предмета к предмету, не останавливаясь ни на чем конкретно. Штирлиц, Гелен, Мюллер, Гейдрих, Гитлер, Гиммлер, гестапо, русские…
Вальтер сжал сухими пальцами подлокотники кресла, рывком поднялся. Раненым зверем заметался по комнате. Угол темно-красного ковра задрался, он задел его мыском ботинка, споткнулся. Ухватился за спинку кресла, чтобы не упасть, чертыхнулся. И сразу стало легче. Сосущая паника на мгновение отступила, но потом снова захлестнула с головой.
Это конец, конец, думал Шелленберг, нервно запахиваясь в халат и снова садясь в кресло. Ты расслабился, Вальтер. Тебя обошли. Не Штирлиц, Штирлиц еще на один шаг позади, он дышит в затылок, но не смеет вырваться вперед как хорошо выдрессированный гончий пес.
Гелен. Вот кто его враг. Гелен знает о Штирлице, о его, Шелленберга, комбинации с Мюллером. Если Рейх проиграет войну (а это случится в ближайшие месяцы, если не дни), то это забудется, погрязнет в сваре между русскими и союзниками. А если нет? А если фюрер прав? Прав безумием, делающих людей либо гениями, либо фанатиками? Если бесноватый Гитлер прав, тогда что? Если все это — игра, если на западе Германии действительно есть оружие возмездия кроме ФАУ? Если Рейх отшвырнет Британию обратно на их острова? Тогда что? Нет, Вальтер. Ты параноик. У нас ничего нет, ФАУ — пустышка, греза такого же фанатичного маньяка Брауна. У нас нет другого оружия. Мы можем надеяться лишь на чудо. Но чуда тоже не будет. Ничто не спасет Рейх. А это значит, что…
Шелленберг снова сорвался с кресла, зашагал по ковру. Его трясла нервная дрожь.
Это значит, что Гелен обошел его и здесь. Дело не в измене в рядах СС. Дело не в том, что Штирлиц — шпион. Не будь русских под самым Берлином, я бы сам вызвал лично Мюллера, его людей к себе в кабинет и передал ему Штирлица. Штирлица бы пытали, засаживали иголки под ногти, прижигали электрическим током, подвесили бы под потолком и долго, долго бы били. Пока не скажет правду. Вернее, не правду, а то, что он знает и о чем не знает Гелен. Потом Штирлица бы расстреляли или отправили в лагерь в газовые камеры. А меня бы поблагодарил лично фюрер. Гиммлера бы немедленно убрали, также как и Кальтенбруннера. Может быть, я бы сам стал рейхсфюрером СС. Честолюбивые мечты…
Шелленберг открыл пачку сигарет. Разглядывая одинокого желтого верблюда, тяжело вздохнул и щелкнул зажигалкой. Быстро открыл лежащую от него по правую руку папку. Теперь начальник политической разведки читал то, что было между строк в послужном списке Штирлица. А Макс работал виртуозно, подумал Шелленберг. Он проводил операции так, что мы даже не догадывались об истинном виновнике наших маленьких неудач. Правда, с Краковом вышла осечка.