После недолгого раздумья президент произнес:
— В любом случае, последнее слово за азербайджанским народом. Мы обратимся к нему и узнаем его мнение. Я подумаю и дам вам свой ответ позже.
— Господин Президент, у меня к вам убедительная просьба. Разрешите мне выступать перед людьми в Баку и в регионах страны.
— Ну о чем вы меня просите, уважаемый Иосиф. У нас свободная страна и каждый может встречаться с кем угодно и где угодно в рамках существующего закона.
— Ну тогда, я немного переиначу мою просьбу. Не будете ли Вы столь любезны способствовать моим выступлениям перед большой аудиторией, что не возможно без содействия местных властей?
— О, да, конечно, все будет в порядке, можете не беспокоится об этом.
— И еще, господин Президент. Я родился в Баку, я потерял своих друзей и, поверьте мне, я здесь для того, чтобы помочь азербайджанскому народу в его трудное время и чтобы дочь моего погибшего друга, живущая в Армении, смогла увидеть свою бедную бабушку, живущую в Баку.
На следующий день Иосиф вылетел в Ханкенди (бывший Степанакерт), районный центр Нагорного Карабаха.
Давид организовал встречи между ближайшими сподвижниками Иосифа и заместителями Министров Иностранных Дел России, Франции, с людьми из Государственного Департамента Соединеных Штатов. Все эти страны, вовлеченные в переговорный процесс урегулирования Карабахского конфликта, приветствовали мирную инициативу Иосифа. На всех оказывало большое влияние особая аура, исходящая от Иосифа. Люди действительно начинали верить и надеяться на то, что Иосифу удастся совершить почти невозможное и урегулировать конкретный затяжной, сложный Карабахский конфликт на справедливой основе для обоих сторон, что практически считалось несбыточным делом.
В Степанакерте Иосифа встречали местные власти во главе с президентом и спикером парламента Карабаха.
Встреча была теплой, гостей посадили в автомобили и отвезли в новую гостиницу в центре города. Вечером Иосифа и людей, сопровождающих его, пригласили в ресторан на торжественный ужин, где собралось все руководство Карабаха. Стол был обильным по-кавказски, было много выпивки. Карабахцы постарались ради американских гостей, польщенные вниманием столь знаменитого в мире человека, как Иосиф.
Человек, которого считали мессией, последним пророком, чуть ли не посланником Бога, скромно сидел, мало ел, и иногда пригублял бокал вкусного красного вина, приготовленного из местных сортов винограда.
А в конце он попросил слова и все затихли и молча слушали Иосифа.
— Дорогие мои братья и сестры. Спасибо за хлеб и соль, спасибо за теплую, родную встречу. Я здесь, чтобы сделать так, чтобы мир вновь вернулся на эту прекрасную и в то же время многострадальную землю, чтобы все мы «проснулись» и другими глазами взглянули на мир вокруг нас, на людей нас окружающих. Чтобы вы приняли соседей и чтобы соседи приняли вас. Ничего нет лучше, когда ваш сосед вас уважает и вы живете в спокойствии и мире. Мне очень дорога эта Земля. Я родился по соседству с вами и я потерял моих друзей на этой земле.
Я хочу вместе с вами попробовать, ради спокойствия душ погибших наших родных и близких, превратить этот край в край мира, спокойствия, где люди смогут работать, создавать семьи и растить детей.
На следующий день, Иосиф встретился с руководством Карабаха и объяснил им суть его божественного проекта. На лицах руководителей Карабаха можно было прочесть скептицизм, неуверенность, но прямого недовольства они не высказывали и вели себя уважительно.
В конце беседы Иосиф попросил разрешение выступить перед людьми на главной площади Степанакерта.
Днем того же дня народ стал собираться на главную площадь города. Люди приехали даже из дальних деревень послушать Иосифа.
Иосиф стоял на возвышении и действительно походил на пророка.
Худощавое, удлиненное лицо, длинные, русые волосы, развивающиеся на ветру и небольшая бородка делали его похожим на пророков древности.
Иосиф так начал свою речь:
— Братья и сестры. Всевышний вновь дает нам шанс собраться духом и стряхнуть с себя дьявольскую сонливость и слепоту. Он вновь призывает своих детей протереть свои глаза и проснуться, очнуться от дьявольского сна, в котором все еще мы пребываем.