— Передай еще, что президент мертв. Это подстегнет многих.
— Хорошо, я пытаюсь уговорить Хаустова обратиться к войскам.
— И как?
— Он колеблется.
Начальник Генштаба Хаустов был самым благоразумным из верхушки военного руководства страны. Все знали, что он не хотел крымской войны, именно поэтому Соломин так много внимания уделил разговорам с генерал-полковником.
Спустя два часа в Мадриде президент США, госсекретарь Кэтрин Джонс и Гарри Линч по-прежнему сидели перед телевизором. Встреча с королем пошла псу под хвост, но никто из этой троицы даже не думал о последствиях несоблюдения протокола. На передвижном столике перед ними стояли бутылка виски, лед, содовая и кофейник с горячим кофе по-турецки.
— М-да, печально, — пробормотал Апдайк, в который уже раз разглядывая на экране изображение лежащего на полу мертвого русского коллеги. — Такой был солидный человек, и вот...
Вошедший в номер телохранитель передал Линчу листок бумаги. Пробежав его глазами, секретарь совбеза поморщился.
— Радиоперехват, они отказываются воевать с Украиной и предлагают им переговоры.
— А те что?
— Скорее всего согласятся. Война была нужна русскому президенту, а не украинскому.
— Больше всего эта война была нужна нам, — вмешалась в разговор госсекретарь, тучная женщина лет шестидесяти с оплывшим жабьим лицом. Налив себе в чашку кофе, она со вздохом заметила:
— Если бы мы столкнули лбами эти две страны, то через год Россию можно было списывать со счетов мировой истории. Такую войну она бы не вынесла, русские на коленях приползли бы к нам за подачками.
— Что нам теперь делать, вот в чем вопрос, — заметил Апдайк.
— Я надеюсь, что все-таки этот мятеж подавят, — сказала госсекретарь. — Как по-твоему, Гарри?
— Бесспорно, у них нет никаких шансов.
— А пока нам надо вернуться в Вашингтон, — подвел резюме президент.
— Но испанцы могут обидеться, — заметила Джонс. — К тому же я не думаю, что нам следует демонстрировать свою озабоченность этой заварушкой.
— Хорошо, остаемся, только работаем по минимуму. Встретимся с королем, премьер-министром, и хватит. Званый ужин и оперу придется отменить.
ЭПИЗОД 6
Для передового отряда разведки Кантемировской дивизии взорванный мост не оказался непреодолимым препятствием. Все пять БМП скатились с насыпи и по очереди с ревом врезались в воду. Бронемашины еще не достигли противоположного берега, когда к реке подошли основные силы кантемировцев.
— Навести понтонный мост. И смотри мне — быстро! — приказал начальнику инженерной службы дивизии полковник Глебов, командир элитной части.
Отойдя в сторону, он остановился над обрывом и закурил. Комдив нервничал. Все то, что сейчас происходило в столице, не укладывалось ни в какие рамки. Гвардейские подмосковные дивизии всегда считались последним оплотом любого правящего режима. Даже знаменитая «Дзержинка» не могла сейчас помочь президенту и правительству. Большая ее часть находилась на Кавказе, и только таманцы и кантемировцы, несмотря на отсутствие приказа, выступили из своих лагерей. Кроме возможного приказа были секретные инструкции, которые Глебов и выполнял. Волновало его другое. Надо было воевать против своих, а это всегда тяжело.
От штабной машины к нему подошел зам. по воспитательной работе полковник Синицын, которого в дивизии звали привычным словом «замполит».
— Ну что там? — спросил Глебов не оборачиваясь.
— Все то же. Непрерывно читают обращение Угарова.
— С Угаровым я воевал в восемьдесят шестом под Кандагаром. Тогда я был еще лейтенантом.
— А я в восемьдесят восьмом под Хостом.
— Генштаб молчит?
— Да. Либо его захватили...
— Либо он стоит за этим переворотом, — закончил мысль замполита полковник.
Глебов тяжело вздохнул, выкинул сигарету и тут же закурил новую.
— Ты чего психуешь? — спросил Синицын.
— Тебя ведь не было в столице в девяносто первом? А я прошел все это! До сих пор помню ощущение, что мы какие-то фашисты, оккупанты. Оттрахали нас тогда здорово. Да и за этих козлов наверху не очень хочется кровь проливать, то, что они творили последнее время, выходит за все рамки...
— Товарищ полковник, телевидение начало работать! — закричал высунувшийся из штабной машины дежурный лейтенант.
Через пять минут Глебов и еще несколько офицеров увидели на экране тело мертвого президента. Картинка сменилась, и появилось знакомое лицо генерала Угарова. С текстом его обращения все уже были прекрасно знакомы. Рации во всех танках и БМП были настроены только на эту волну.
— Жители России, я прошу вас сохранять спокойствие и нейтралитет. То, что сейчас происходит в стране, делается для вашего блага и для пресечения пагубной идеи братоубийственной войны со славянским народом...
Офицеры по одному начали покидать салон штабной машины.
— Товарищ полковник, мост готов! — доложил командир саперной роты.
— Хорошо, сейчас двинемся, — сказал Глебов и закурил очередную сигарету. В это время к нему подошел командир передовой роты. Игорь Норкин считался самым перспективным из последнего выпуска пришедших в часть офицеров. Еще его прадеды воевали за Россию, и род Норкиных дал стране пятерых генералов и двух Героев Советского Союза.
— Товарищ полковник, разрешите обратиться! — волнуясь, но жестко сказал он.
— Да.
— Товарищ полковник, я думаю, нам не следует продолжать движение к столице.
— Это еще почему? — вскинул брови Глебов. Он хотел что-то еще добавить матом, но сдержался.
— Президент мертв, воевать с Украиной не хочет никто. По сути они сделали то, о чем думал каждый. Надо поддержать этих людей.
— Лейтенант, кроме президента есть еще премьер-министр, есть Дума, есть конституция и, в конце концов, присяга! Вам все ясно?!
— Я не хотел бы умирать за этих говорунов из Думы, — упрямо сказал молодой офицер.
— Лейтенант Норкин! Отправляйтесь к своему подразделению и начинайте движение вперед, иначе я вас расстреляю!
Лейтенант молча козырнул и пошел к БМП. Глебов также двинулся к своему «уазику», но, открывая дверь, услышал где-то совсем рядом, за массивным штабным «Уралом», одинокий пистолетный выстрел. Полковник удивленно оглянулся и поспешил на этот тревожный звук. Навстречу ему уже бежал бледный Синицын.