Как следует из советских стенограмм беседы Буша и Горбачева 30 июля 1991 года, президент США пытался убедить коллегу, что киевский визит ничем тому не грозит: “Хочу заверить вас, что во время поездки в Киев ни я, ни кто-либо из сопровождающих меня лиц не допустит чего-либо, что могло бы осложнить ситуацию, вмешаться в решение вопроса о том, когда Украина подпишет Союзный договор”. Горбачев намекнул на причину своих опасений: “Что касается Украины, то, может быть, сыграл роль вот какой факт: стало известно, что незадолго до вашего визита фонд ‘Наследие’ подготовил доклад, в котором рекомендовал американскому президенту воспользоваться посещением Украины, чтобы стимулировать сепаратистские настроения, ибо это имеет стратегическое значение”. Буш в ответ заявил: “Мне неизвестно об этом докладе. Но, я надеюсь, вам доложили – я подчеркивал необходимость предельной тактичности в определении программы визита. Я был готов посетить не Киев, а, скажем, Ленинград. Мне очень хочется побывать в одном из ваших городов. Но я ни в коем случае не собираюсь поддерживать сепаратизм. Киев был включен в программу только после того, как ваш министр иностранных дел сообщил, что вас это полностью устраивает”3.
Если бы все зависело от Горбачева, Буш никогда не попал бы в Киев. Кстати, Ельцин в украинском вопросе разделял позицию Горбачева: оба считали, что второй по величине советской республике непозволительно идти своим путем. Горбачев в частных и публичных выступлениях предупреждал о возможности гражданского конфликта и даже войны. Ельцин вел себя сдержаннее, хоть и настроен был не менее решительно. “Украина не должна покидать Советский Союз”, – в своем кремлевском кабинете заявил он американскому президенту. Без Украины, утверждал Ельцин, славянские республики утратят доминирующее положение в Советском Союзе. Его “неравнодушие” к Украине отражало настроения в России. По данным опроса, проведенного Информационным агентством США в феврале-марте 1991 года, лишь 22 % россиян поддерживали независимость Украины, а почти 60 % ей противились. Совершенно иначе общество относилось к Прибалтике: 41 % опрошенных высказался в пользу независимости Литвы, 40 % – против4.
В конце июня 1991 года ЦРУ подготовило для президента и его советников сводку со сценариями развития событий в СССР. Лишь один из них – насильственный распад – предполагал обретение Украиной независимости. Двумя другими вариантами были: “беспорядочное блуждание” страны; государственный переворот, осуществленный сторонниками жесткой линии, и сохранение Советского Союза. Последний вариант предполагал независимость прибалтийских республик, трех республик Закавказья, Молдавии, а Украине отводилась роль участника славяно-среднеазиатского союза, где главную скрипку должна была бы играть Россия. Ельцин склонялся к тому, чтобы Украина стала частью этого объединения, Горбачев же опасался “недружелюбного расставания” советских республик.
Как впоследствии оказалось, и ЦРУ, и Горбачев, и Ельцин сходились в том, что если США желают мирной трансформации советского режима и (исходя из договора об СНВ) сокращения его ядерного арсенала, они должны согласиться и с тем, что Украина останется в Союзе5.
В ходе переговоров с Горбачевым в Ново-Огарево (которые советским лидером преподносились как звездный час его “нового мышления”) Бушу напомнили о важности национального вопроса в СССР. Монолог Горбачева о советско-американских перспективах был прерван: Николасу Бернсу (сотруднику Совета по национальной безопасности, также отвечавшему за связи Белого дома с прибалтийскими диаспорами в Америке) позвонил кто-то из знакомых и сообщил, что неопознанные боевики атаковали устроенный недавно таможенный пост на литовско-белорусской границе и, как бы в назидание, убили шестерых литовских таможенников. Бернс поделился новостью с Бушем и членами американской делегации. Горбачев пришел в ярость (президент США узнает о теракте в СССР раньше, чем глава СССР!) и поручил подчиненным все выяснить. В посольстве США склонялись к мысли, что это дело рук ОМОНа. У американцев возникло подозрение, что за убийством стояли московские сторонники жесткой линии, а целью их было унижение Горбачева. Если так, то своего они добились. Попытка Горбачева обрисовать свое видение нового мироустройства была сорвана. “Воцарилась гнетущая атмосфера, – вспоминал Буш. – Переговоры продолжились, но без прежнего пыла”.