Ли отошел по нужде, затем снова поднялся на крыльцо и застыл, рассматривая природу, и думая о том, какие сюрпризы ожидаю его сегодня. Сержант еще два дня назад намекал на то, что задумал нечто особенное, чтобы отметить день рождения своего солдата. Они знали, что у Мина есть фляжка неприкосновенного спирта, и неужели он расщедриться и нальет всем по рюмке?
Сзади скрипнула дверь, Ли оглянулся. Это был сержант, и лицо его было совсем не праздничным. Вслед за ним начали выходить все остальные сослуживцы Ли Чангминга. Они были при оружии, с рюкзаками, радист на ходу надевал на спину рацию.
- Что случилось? - Спросил новорожденный.
- Срочный приказ командира. Мы спускаемся вниз, похоже, что наши части отступают. Забирай свои вещи, беги к машине.
Ли метнулся в дом, торопливо скидал в вещмешок все свои нехитрые вещи. Развернувшись, чтобы уходить он увидел Нину. Та поднялась с лежанки и сидела с измученным лицом. С улицы послышался крик сержанта:
- Ли, где ты там!?
Ли выбежал на улицу, все уже погрузились в машину он так же подбежал и сунул в кузов джипа свой рюкзак. Затем он спросил:
- Сержант Мей, а как же Нина?
Тот хлопнул себя по лбу.
- Совсем чуть не забыл. Садись.
Он пошел назад. На крыльце как раз показалась Нина. Она была голой, только сверху был накинут старенький армейский бушлат сержанта. Девушка была уже беременна, живот заметно выпирал вперед. Нине было явно плохо, она покачнулась и устояла только от того, что уцепилась за дверной косяк. Ли думал, что сержант поможет ей дойти до машины, но Мей подошел, снял с нее свой бушлат, потом выдернул из ножен штык и, воткнув в низ живота девушки, сильно потянул его вверх, вспоров его до самой груди. Девушка закричала от боли, сержант выдернул нож, Нина свалилась с крыльца на землю. Мей нагнулся, вытер лезвие ножа о волосы женщины, воткнул штык обратно в ножны и деловито пошел к машине.
- Поехали! - крикнул он, усаживаясь рядом с водителем. Машина тронулась, Ли обернулся, и неотрывно смотрел, как ворочалась на черной земле в мучительной боли белое женское тело. Затем их джип свернул за поворот и пасека скрыться за деревьями.
Они проехали с полчаса, потом машина остановилась. Поперек дороги лежало сваленное после вчерашнего урагана дерево.
- Выходим, надо его убрать, - приказал сержант. Четверо его подчиненных быстро выпрыгнули из машины, только Ли сидел на своем месте, неподвижно, так, что Мею пришлось на него прикрикнуть:
- Ли, если ты новорожденный то это не значит, что ты будешь весь день изображать Будду.
Все засмеялись, Ли поднялся со своего места, подошел поближе. На него не обращали внимания, сержант распределял солдат равномерно вдоль ствола дерева. И когда сзади раздался лязг передергиваемого затвора, никто сразу не понял, что происходит, а потом Ли начал стрелять. Радист успел перед смертью крикнуть, сержант схватился за кобуру, но больше никто ничего не успел сделать. Ли отпустил автомат только тогда, когда кончились патроны. Все пятеро его сослуживце лежали мертвыми, в крови. Особенно досталось сержанту, вместо лица у него была кровавая маска. Посмотрев на дело своих рук Ли Чангмин засмеялся. Сначала он смеялся тихо, потом все больше и больше. Бросив автомат, он пошел вглубь тайги, хохоча уже во все горло. Он долго шел, и смеялся так, что не видел ничего вокруг, даже то, что его таежная тропа обрывается на крутом склоне стометровой скалы.
Китайские войска, уже в преддверии Пхеньянских договоренностей, когда стало ясно, что вывод войск неизбежен, начали уничтожать все, что могло быть уничтожено. При этим китайцы вывезли все, что могло представлять ценность, от сверхточных станков, до статуи Муравьева-Амурского в Хабаровске.
Когда все кончилось, армии разошлись по разные стороны границы и народ начал возвращаться в разрушенные и разоренные города, в Хабаровск прилетели Сизов и Соломин. Диктатор и Премьер осмотрели разрушения города, а вечером уже втроем с Главковерхом засиделись в таежной заимке с традиционной бутылкой водки, шашлыком и пельменями.
- Да, вот сегодня я действительно почувствовал, что тогда мы власть взяли не зря, - сказал Сизов.
- Почему? - спросило Соломин. При этом он движением руки остановил Сазонтьева, пытавшегося налить ему очередную порцию водки: - Хватит. А то меня вчера опять прихватило.
- Как ты умудрился с такой диетой подхватить язву, не пойму, - сказал Сазонтьев, наливая себе и Сизову.
- А язва, брат, она не от водки, а от нервов.
- Чего ты нервничаешь…- начал было Сазонтьев, но Премьер его прервал:
- Володя, так почему ты сказал, что власть взяли не зря?
- А при гражданском правительстве мы бы смогли успеть подготовиться к войне за три года?
Соломин, чуть подумав, отрицательно покачал головой:
- Ни за что. Они бы утонули в море бумаг, нанимали бы частные строительные фирмы, воровали больше, чем строили.
Сазонтьев вспомнил еще кое-что.
- Кстати, так кто тот загадочный шпион, что так вовремя нам сообщил о решении большой шестерки? Или это до сих пор это стра-ашная тайна?
- Почему, теперь можно про это сказать. Его больше нет в живых. Это был Ли Вучанхо.
- Председатель Всекитайского собрания?! Один из большой шестерки?! - Поразился Соломин.
- Да. Он очень не хотел этой войны, но понимал, что если бы в открытую пошел против, его бы просто убрали. Так же как до этого убрали со своего поста председателя Госсовета, и назначили Су Ченглей.
- Тогда надо за него выпить. Не чокаясь, - предложил Сазонтьев.
В этот раз выпил даже Соломин. После это он покачал головой:
- Да, я как представлю, сколько здесь надо будет заново построить - голова кругом идет.
Сизов его подбодрил:
- Ничего, строить - не воевать. Тем более мы обдерем Китай как липку. Они уже соглашаются выплатить нам контрибуцию.
- И наймем китайцев, чтобы они нам строили? - Спросил Сазонтьев.
- Почему нет? - Сказал Соломин.
Сизов поморщился:
- Нехрен, пусть свои строят.
А Сазонтьев не унимался.
- А как насчет быстрого получения гражданства?
Сизов задумался, но за него ответил Соломин.
- Оставим. Только испытательный срок будет не два месяца, а два года.
Он налил себе немного водки, поднял стакан.
- Ладно, последний раз выпью. За Россию. Мы не ее правители, мы просто ее солдаты. И это очень почетная должность. Правда - страшно тяжелая.
Через полгода после этого Виктор Андреевич Соломин умер. То, что казалось ему застарелой язвой, оказалось быстро прогрессирующим раком. Родные забили тревогу, только когда он начал стремительно худеть. Премьер продолжал работать по шестнадцать часов в сутки, и вырвать его к врачам удалось только тогда, когда его прямо на заседания ВВС скрутил чудовищный приступ боли. Как сказали врачи, никакая операция уже не могла помочь. Рак желудка сожрал его изнутри.
Соломина хоронили со всеми возможными почестями. Иностранные корреспонденты особенно отметили то, что впервые видели Сизова и Сазонтьева в такой подавленном состоянии. На кладбище их не пустили. Ни Диктатор ни Главковерх не хотели, чтобы кто-то сфотографировал их плачущими.
Спустя еще полгода директор ЦРУ Артур Конти направил письмо в адрес своего президента.