Неизвестно, каким образом, но Эрика пронюхала, что Борзов установил контакты с теми же военными российской армии. Она же вела с ними переговоры. Она узнала, что Борзов интенсивно подыскивает покупателей в Африке. Испугавшись конкуренции, Эглон и Эрика без ведома отца решили Борзова устранить, но предварительно вытянуть из него, кто из членов банды рассказал Борзову про ракеты и свел их с русскими военными. Для этой цели они взяли толстого Бегемота, не знаю, какое у него настоящее имя, чтобы тот изнасиловал жену Борзова Сильву на глазах у мужа. Тома привлекли к операции только потому, что он один из всех мог проникнуть в квартиру — он был альпинистом. Но у Тома были свои планы — он решил, что использует такой случай для того, чтобы взять богатства Борзова и уйти из банды. Рискованный, но смелый шаг. Именно он до этого установил контакты с Борзовым, а потом свел его с русскими военными. Затем он должен был переметнуться на сторону Борзова, возвратить ему украденные вещи и стать главарем новой структуры. А потом уже прибрать к рукам и банду Эглона. Это фактически и входило в расчеты моего отца: он давно хотел избавиться от бандита Эглона и поставить во главе бизнеса Тома. Том был умница, одаренный и ловкий. Эглон его за это ненавидел. Когда Борзов, прижатый к стенке, хотел назвать имя Тома, тот, вынужденный защищаться, выстрелил в Борзова. Не сделай он этого, Кот и Калачик разорвали бы его на куски. А дальше вы все знаете. Эглон и Эрика не хотели подчиняться и начали свою самодеятельность, что их в конце концов и погубило. Отец устроил Тома в наркобизнес, связавшись с Узбекистаном, где раньше работал. Но Эглон и Эрика снова решили действовать самостоятельно — организовали убийство. Узнав об этом, отец решил их сурово наказать в соответствии с собственными принципами. Он был разъярен. Но передумал, потому что операция «Черные козлы» уже набирала обороты. Ничего такого, что могло бы помешать ей или вызвать подозрения, делать нельзя было ни в коем случае. Надо сказать, что отец вообще не признавал убийств. Он всегда говорил: «Можно делать все, что угодно, но без крови. Мокрые дела можно оправдать только крайней необходимостью, когда нет никакого другого выхода».
Розниекса передернуло, словно на него брызнули холодной водой.
— И вы помогали своему отцу во всех этих делах, — он уже не спрашивал, а утверждал.
Ингуна горько усмехнулась.
— Был такой момент, когда я его осуждала. Я даже нападала на него, обзывала негодяем, вором, бандитом. У меня начинались истерики. Я кричала и готова была броситься на него с кулаками.
Но отец ничего не говорил мне в ответ, только смотрел на меня любящими глазами, как смотрят на капризного ребенка. Однажды он молча вышел и оставил меня одну — две или три недели не показывался на глаза. Так что у меня было достаточно времени все обдумать. Тогда я поняла: я не Павлик Морозов, не слепая идеалистка и потому своего отца никогда не предам. Перевоспитывать его мне тоже не под силу. Я поняла: все, что он делает, предназначено мне — любимой и единственной его дочери. Все для меня и ради меня. Ведь он для меня всегда был и отцом и матерью. Отец очень хотел, чтобы я была счастлива. Он имел свои представления о счастье, какие разделяет большинство людей. Он считал, что счастье только в богатстве, позволяющем вести беззаботную и праздную жизнь. Он очень хотел, чтобы я была счастлива.
Ингуна тяжело вздохнула. Ей хотелось заглянуть Розниексу в глаза, чтобы прочесть в них его мысли. Но Розниекс сидел, отвернувшись. То, что рассказывала ему Ингуна, было трудно пережить. Умом он понимал, что иначе и быть не могло, но душа его никак не могла с этим согласиться.
Ингуна все поняла и, несмотря на это, продолжала:
— Теперь об аресте Мариса за изнасилование. Это режиссерская работа Эрики, а исполнение — Силава. Мой отец практически не возражал, потому что ситуация сложилась довольно опасная. Ведь вы оба со Стабиньшем уже почти подобрались к существу дела и могли операцию с «козлами» развалить. Вот почему вас обоих следовало как-то отстранить от дела. Ход был правильным, точно рассчитанным и привел к ожидаемым результатам. Вы со Стабиньшем были единственными достойными противниками отца. Он уважал вас.
Однажды он как бы невзначай спросил меня, не хочу ли я как адвокат вызволить Мариса из тюрьмы. Отец вообще никогда ничего не требовал категорически. Он только поинтересовался и напомнил, что Марис Спрогис ведь мой однокурсник и неплохой парень.