— Минуточку… Она часто приносит вещи на продажу?
Женщина капризно повела плечом, а другая, тоже освободившаяся от посетителя, сказала:
— Она приходила недели две назад. Тоже с часами. Фирму часов я не запомнила, можете посмотреть в документах у кассира или директора.
— Двести рублей? Переплатили. И порядочно переплатили. — Москвич возвратил часы.
Оценщица обиженно и молча открыла прейскурант и положила его перед москвичом.
— Здесь говорится о швейцарских часах, — отвечал москвич, даже не взглянув на прейскурант, — а эти — подделка под швейцарские. Изготовлены в Гонконге и, конечно, намного худшего качества, чем настоящие «Tissot».
— Откровенно говоря, просто не знаю, как быть, — говорил позднее москвичу директор комиссионного магазина. — Как моим девчатам различить — какие настоящие, а какие поддельные?
— Да… Проблема… — уходя, неопределенно протянул москвич.
Директор по телефону подробно пересказал эстонскому коллеге события в своем магазине. Потом оба решили жить по–прежнему до тех пор, пока не получат конкретную инструкцию, которая позволит успешно бороться с проникновением подделок во вверенные им магазины.
— Уверен, что на самом деле обэхээсникам все эти подделки сам знаешь до какого места, — закончил рижанин. — Им–то какая разница, поддельные или настоящие часы я ношу? Они ищут совсем другое. Видно, разнюхали, что часы ввозят большими партиями. Ведь за товар в таких случаях расплачиваются валютой, а это значит, что здесь, по нашу сторону границы, ее где–то надо еще и раздобыть. Вот что их интересует. Им надо выйти на валютчиков!
Он был не так уж далек от истины.
Примерно в то время, когда Центральное телевидение заканчивает свою вечернюю информационную программу и большинство семей готовится к очередному сериалу с известными актерами, управление внутренних дел получило разрешение прокуратуры на обыск в квартире пенсионера Смирнова, и сводная московско–рижская команда следователей отправилась в путь.
Дворника они подняли с постели, тот одевался медленно и все время ворчал:
— Нашли кого обыскивать! Никитыч самый порядочный человек во всем доме — отставной полковник…
Бог знает, зачем дворник преувеличивал. На самом деле Смирнов был майор в отставке.
Дверь отворил седой мужчина невысокого роста, спокойно и вежливо спросил, чем может быть полезен. Один из следователей по привычке чуть было не брякнул: «Нам помогать не надо, лучше о себе позаботьтесь!»
В дверях кухни появилась женщина в домашнем фланелевом халате. Москвич сразу узнал в ней ту, которая сдавала в комиссионном магазине часы с браслетом — гонконгскую подделку.
Дрожащими пальцами она пробежала по пуговицам халата; в глазах вспыхивала то тревога, то надежда, что пришедшие все же ошиблись — либо домом, либо квартирой.
Ознакомившись с ордером на обыск, мужчина нервно пожал плачами и сказал: «Ничего не понимаю! Абсолютно ничего!»
Квартира была небольшая, но чистая. В глаза бросалось множество книг — большая самодельная полка вдоль одной стены — от пола до потолка. Москвич с тоской подумал, что из–за книг обыск затянется до утра — все их придется перелистать. Он вспомнил, как однажды при обыске обнаружил пачку пятидесятидолларовых ассигнаций между склеенными страницами книги.
На вопрос, нет ли в квартире валюты или других ценностей, мужчина ответил отрицательно. Но при этом лицо его резко изменилось, посерело. Он подошел к буфету, вынул из ящика папиросы. Жена с укоризной глянула на мужа — видно, хотела что–то сказать, но осеклась. Наверно, ему нельзя было курить, и она хотела об этом напомнить.
Хозяин вышел на кухню, сел на табурет у окна и курил папиросу за папиросой. Он сгорбился, пепельницу поставил на пол, потому что вся свободная площадь на столе и на плите была заставлена разными банками с крупами, горохом, пряностями. Все содержимое буфета и настенных шкафчиков оперативные работники выставили наружу, предварительно самым тщательным образом проверив каждую банку — нет ли в ней кроме крупы чего–нибудь другого — золота, бриллиантов, валюты или контрабанды.
Молодой оперативник, взобравшись на табурет, обыскивал верхнюю полку стенного шкафа. Парень вдруг услышал, что хозяин бормочет:
— Какой стыд!.. Какой стыд!..
А в комнате тем временем допрашивали хозяйку.
— Где вы взяли часы, которые сегодня сдали в комиссионный магазин?
— Мне подарили.
— Кто?
— Коллеги.
— У вас был юбилей?
— Нет, просто так.
Видно было, что лгать она не умеет.
— Вы, конечно, понимаете, что сказанное вами мы проверим?
Последовала пауза, за ней мужественное признание:
— Я их нашла.
— Где?
— В троллейбусе.
— А те, другие часы, которые сдали в комиссионный магазин две недели назад? Тоже нашли?
Она не почувствовала иронии или не в состоянии была ее уловить.
— Я нашла и те и другие. Они были завернуты в газету.
— Скажите, когда в последний раз вы выезжали за пределы республики?
— Ездила к сестре в Киев.
— А в Москву?
— В Москве живет моя свояченица… На обратном пути из Киева заехала к ней.
— А больше в троллейбусе часы вы не находили?
— Нет.
— А в другом месте?
— Нет.
— Мне хотелось бы знать, где вы взяли те двое часов, которые сдали в комиссионный магазин в Киеве? И те двое, которые продали в скупке в Москве.
Женщина не отвечала, глаза ее округлились от ужаса. И тогда она заплакала — протяжно, всхлипывая.
Следователь про себя ругался — вдруг от нее уже ничего не добьешься.
В дверях показался хозяин и твердо сказал:
— Говори правду, мать!
Она подняла на мужа заплаканные глаза и скорее ему, чем следователю призналась:
— Мне Таня дала продать… Ей нужны зимнее пальто и сапоги…
— Ты что думаешь, им там в гостинице зарплату не деньгами, а часами выдают? Ты понимаешь, что ты натворила?
Женщина теперь уже плакала навзрыд.
— Таня — это кто?
— Наша дочь, — стиснув зубы, отвечал мужчина. — Прописана она здесь, но живет в другом месте… Сейчас скажу адрес…
— Где она работает?
— В гостинице, администратором. Стыд, какой стыд…
Увидев Танину комнатушку, следователь сразу понял, что она из тех, где человек не может чувствовать себя счастливым, хотя и предпринимает отчаянные попытки произвести впечатление благополучия: красит стены в яркий вишневый цвет, продавленный диван застилает дорогим покрывалом, а дефекты мебели маскирует кружевными и вышитыми салфеточками. В подобных комнатушках с узкими окнами, выходящими в тесную и темную шахту двора, раньше ютились кухарки. И в этой все свидетельствовало о том, что квартиранты тут подолгу не задерживаются, ибо подобное жилище не может стать домом в том смысле, какой мы обычно вкладываем в слово «дом», а всего лишь кратковременное пристанище.
У Тани ум был изворотливее, чем у матери: она решила лгать так, что не сразу проверишь. В том, что она говорила, была своя логика, но ее настойчивое желание убедить следователя в правдивости своих слов казалось неискренним.
Не дожидаясь начала обыска, она выложила на стол десять штук часов «Tissot» — все были гонконгскими подделками, но она наверняка об этом даже не подозревала.
Таня призналась, что не только матери дала часы для продажи, но и двум своим подругам — скрывать такое было бы глупо: при проверке квитанций в комиссионном магазине это все равно обнаружилось бы. Продавала и сама, а чтобы ей поверили, сказала даже, что двое часов из гостиницы с какой–то туристической группой прямиком отправились на Урал. Но когда ей задали вопрос о вырученных за них деньгах, Таня заявила, что все до последней копейки отдала настоящему владельцу часов.
— Товарищи, со спекуляцией тут нет ничего общего! Я жертва собственной доброты и желания выручить человека.
— Значит, владелец, часов — ваш хороший знакомый, если доверил вам свои ценности?
— Да.
— Стало быть, знаете его фамилию и имя, и вам известен его адрес?
— Мы были… как бы сказать… коллеги.
— Были?