Наступила тишина. Улдис долго смотрел на Ирену и не знал, что ей сказать. Наконец опустил глаза.
– Арестовывать, Ирена, я вас не арестую, – сказал он тихо. – Хотя ради вашей же безопасности это стоило бы сделать. Но я не могу. Пойдемте в прокуратуру, к следователю Розниексу. Он умный человек. Он что-нибудь придумает, – Улдис подошел к телефону, набрал номер. – Привет, старик, это я, – голос его звучал невесело, скорее мрачно.
– Улдис, ты? Тебя сам бог послал! – радостно откликнулся голос Розниекса. – Давай сюда быстрее! Есть кое-что интересное!
– Что именно?
– Хотя бы то, что ночью Вершинин привез Паэглите вместе с одним контрабандистом из той же компании. Прямо из Лиепаи.
Улдис помолчал, глядя на Ирену, потом сказал:
– Мелочь – твоя Лиесма. Я привез данные поинтересней… а только что установил еще один важный факт. Кажется, скоро мы и в самом деле кончим с этим делом.
Сейчас буду у тебя.
– Идемте, – сказал он Ирене, уже ожидавшей в прихожей.
XXXVI
Гости были и жданными, и нежданными. Арию давно уже донимали дурные предчувствия. Но для страха, казалось, причин не было. По характеру своему Ария была чересчур нерешительна и слаба, чтобы переоценить или изменить что-то в своей жизни. Она, как обруч, катилась по склону вниз, хотя понимала, что внизу – трясина, в которой можно не только увязнуть, но и утонуть, но не находила силы остановиться.
Ее не очень радовали деньги, приходившие, как проценты, за каждую проданную вещь. Страх был сильнее. Но клиентки требовали товар, как одержимые, и Лиесма едва поспевала доставлять его Арии. Однажды она уже совсем решила бросить все и бежать куда глаза глядят. Но снова не хватило решимости.
Потом внезапно погорел Эгон. Лиесма прибежала в салон предупредить, чтобы спрятала все, что можно. Ария дрожала, как осиновый лист, ежечасно, ежеминутно ожидая, что за ней придут. Лиесма исчезла. Ария не спала ночами, и наконец решила: хватит, конец на вечные времена. Отныне ни одного кольца, ожерелья, сережки. Все! Но Лиесма, искусительница, появилась снова. Веселая и уверенная, как раньше. Принесла новые вещички – больше, чем раньше. Ария едва не лишилась языка.
– Что ты на меня вытаращилась, как курица на ячменное зерно! Эгон не мог не погореть: милиция давно сидела у него на хвосте. Слишком осмелел, разгулялся. Яшка предупреждал его, чтобы не брал больше товара и списался с судна. А этот уперся. Тогда Яшка решил рубить концы. Сам позвонил таможенникам. Мы знали, что Эгон за собой никого не потянет. Ему невыгодно. Некому будет носить передачи. Это ведь так: чем больше компания, тем больше шума, и получишь больше, – так рассказывала Лиесма. Ария слушала, не зная, верить или нет. Она не знала, кто такие Эгон и Яшка. Она даже не знала, что Лиесму зовут Лиесмой, как ее фамилия, где живет…
Эдит приходила реже и держалась, как супруга большого начальника. Делала прическу, маникюр, интересовалась жизнью и, как бы между прочим, делами фирмы, как она это называла. Иногда и она приносила для продажи ценную вещичку. Об Эдит Ария совсем ничего не знала. Зато Эдит знала об Арии куда больше, чем Арии хотелось бы.
Ария работала у самого окна, и в случае тревоги должна была убрать вазочку для цветов, всегда стоявшую на ее столике слева.
Но сегодня ей не пришлось даже идти на работу.
Они пришли рано утром, на зорьке. Ария еще спала. Хорошо хоть, что муж успел отправить детей в школу.
Пришли четверо, одетые в штатское. С ними был дворник, председатель домового комитета и участковый инспектор. Ария не сопротивлялась, не устраивала сцен, выполняла все, что требовали. Отвечала на вопросы. Она добровольно провела их на чердак и отдала спрятанную за трубой последнюю партию товара. Рассказала все, что знала. И ей на самом деле стало легче.
Больше не надо было думать о своей судьбе, бороться с совестью. Не надо было дрожать, принимая очередной товар или продавая вещи клиентам. И не придется впредь думать и о том, как обслужить семью – мужа и детей: что сварить на обед, как обстирать, как приготовить уроки, как успеть сделать все – дома и на работе. Это осталось позади. Начиналась совсем другая жизнь – угрюмая, серая, может быть, бесконечно однообразная, но без забот. Ария чувствовала себя, как пловец, долго и безуспешно боровшийся с течением, совсем обессилевший и наконец вцепившийся в бревно и позволивший потоку нести себя, куда придется.
«Так это и должно было кончиться», – без малого с облегчением вздохнула она, сидя, бледная и заплаканная, на диване и держа в руке стакан воды.
За столом инспектор отдела БХСС оформлял протокол, а его помощники неторопливо передвигались по комнате, с интересом разглядывали статуэтки и посуду за буфетным стеклом и картины на стенах.
– Есть ли у вас жалобы или претензии? – спросил Арию инспектор. – Может быть, хотите что-то добавить, дополнить?
Ария покачала головой.
– Все правильно, все правильно, – прошептала она сухими губами. – Детей вот жаль. Не смогу даже попрощаться с ними.
– Не знаю, хорошо ли это было бы в такой момент, – отозвался на это Розниекс, стоявший у окна. Ему было жаль этой женщины, запутавшейся в паутине и погубившей свою жизнь.
– Наверное, вы правы, – Ария вытерла слезы.
– У меня еще несколько вопросов, – сказал Розниекс, усаживаясь на диван рядом с Арией и держа в руке бланк протокола. – Вы сказали, что Паэглите доставляла вам ценности, которые вы продавали клиентам.
– Да, это так.
– А не было ли такого случая, что вы передавали ей что-то для продажи?
– Нет. Но я знала, что часть драгоценностей Лиесма оставляла себе и порой продавала в санатории, где работала. Но это, по-моему, случалось редко.
– Вы меня не поняли, – сказал Розниекс. – Не было ли случая, когда вы сами попросили Паэглите продать что-то в санатории?
– Однажды было, – ответила Ария. – Эдит принесла мне красивое кольцо с бриллиантом. Она требовала реализовать его как можно скорее, и так, чтобы оно ушло из республики подальше. У меня в основном постоянная клиентура – рижанки, приезжие в нашу парикмахерскую заходят не часто. Совсем чужим и предлагать боялась, и решила отказаться от неплохого заработка в пользу Лиесмы. В санатории это сделать легче. Там большинство – приезжие, и официантки их знают.