– Ты её характер не понял? Ей, если что в голову втемяшится, туши свет. Нашла ведь лазейку в школу эту в Ставрополье, отличницей была… А потом уже и нас всех втянула… Да мы и не сопротивлялись нисколько. Ладно… – Игорь вдруг резко оборвал разговор. – Разболтались мы что-то! Нам собираться надо, у нас переезд вечером.
– Куда перемещаетесь? – полюбопытствовал я.
– А знаешь, напротив стадиона Петровский, пирожковая раньше была?
Я кивнул:
– Так там теперь кафе какое-то навороченное.
– Сдохло уже, – радостно заметил Игорь. – Не сдюжило. Мы там народную столовку откроем, – при этих словах шеф-повар слегка поморщился, – та публика, которая раньше ходила, может и вернётся… Ну так как, дать тебе Маринкин телефон? Заберёшь машину?
– По Парнасу покататься, – ехидно заметил Полянский.
– Да перестань ты, Жека! – взвился Игорь. – Можно подумать, только нам тяжело, а ему, – он кивнул в мою сторону, – легко. Он лучшего друга потерял, любимую девушку!.. Сам еле выкарабкался. Да приплюсуй к этому сломанную карьеру, потерю какой-никакой работы, взорванную машину и паскудное ощущение на душе… Так что, ты его не гноби! Его вина только в том, что Жан в него втюрилась. За нами тоже грешки имеются. Сашка же говорил, что за ним, – он опять кивнул в мою сторону с таким видом, как будто меня тут вовсе нет, – следят. Надо было сразу проверить всю аппаратуру – машину, телефоны, кабинет, компьютер… Где твои специалисты были? А?
Полянский приуныл, и смотрел на меня уже не таким волком.
– Так что, вы ребята, оба накосячили, – продолжал Игорь, – и волками друг на друга смотреть я вам не дам. Ну-ка, сдвинули бокалы!
Мы выпили, снова помолчали, мне вдруг вспомнился ещё один, мучавший меня вопрос:
– А пожар в архиве Перелешино кто устроил?
Мужики переглянулись и рассмеялись:
– Ты, Сергеев, не бери даже в голову! Там здание было ещё в тридцатые построено, как деревенский клуб. Это уже после войны там школу открыли. И с тридцатых годов у них там, кроме «косметического», никакого ремонта отродясь не было. Проводка на ладан ещё лет пятьдесят назад дышала. И пожаров там было только за последние двадцать лет – штук пять. Так что, спи спокойно, само сгорело.
– А Масловские данные из компьютера тоже сами стёрлись? – ехидно прищурился я.
– Нет. Данные не сами, – серьёзно ответил Игорь. – Их Жан по своей собственной инициативе потёрла, чтоб её найти не могли. Уже тогда норовила следы путать – генетический уровень. Но без задней мысли… Так сказать, без далеко идущих планов… На всякий случай…
Ну вот, практически все вопросы нашли свои ответы. Пустота в душе осталась. Желание влепиться в стену тоже…
– У нас тут мальчик один приблудился… вступил вдруг в разговор Полянский.
– В смысле, приблудился? – не понял я.
– Ну, в смысле, приблуда там такая: любил мальчик кататься на маминой машине. И кататься любил быстро и на красный свет…
Я взглянул на Игоря – как тот отреагирует на слова Полянского. Он сделал вид, что его эта тема совершено не касается.
– Так вот, – продолжал развеселившийся вдруг Полянский, – как ты, наверно, знаешь, суд над ним прошёл…
– Знаю. И приговор знаю, можешь не юродствовать, – зло ответил я повару.
Он не обиделся, даже улыбнулся, обычной своей добродушной улыбкой:
– И про пересмотр дела знаешь?
Я отрицательно покачал головой. Полянский довольно потёр руки:
– Ну так, чтоб ты знал, приговор оставили без изменения. Как тебе сюжетец?
– Паскудная история, – содрогнулся я. – Это ж ни в какие рамки!..
– И не говори! – быстро поддержал меня Полянский. – Это даже не беспредел! Это апофеоз произвола!
– Апогей, – лениво поправил его Игорь. – Мальчика успели в Лондон переправить, так что, теперь это не наши заботы.
– Наши, – твёрдо сказал я.
– А как же охрана законов? – деланно возмутился Полянский. – Ты теперь, после этого разговора, поди, арестовать нас должен?
– А с какой стати? – удивился я. – Я теперь никто. Не следователь прокуратуры, не сотрудник правоохранительных органов… Я теперь, друзья мои, майор в отставке. Вольный стрелок!
– Стрелок? – с интересом протянул хозяин кафе. – Это хорошее дело! Лучше даже, чем по Парнасу раскатывать и стены на крепость проверять. А стрелять-то ты умеешь?
– Умею! Шею свернуть, конечно, может и не смогу, по крайней мере, не с первого раза, а вот стрелять – сколько угодно.
– Ладно, стрелок, – передразнил меня Игорь. – Даст бог, сможем убедиться…
Мы выпили ещё по чуть-чуть. Игорь кинул на стол документы и ключи от «нивы»:
– Бери! Только осторожней там, на Парнасе! И сейчас лучше бы тебя Вадик домой отвёз. А то, – Игорь потряс в воздухе пустой литровой бутылкой, – неровен час, собьёшь какого-нибудь чёрта из табакерки – нам работы прибавишь.
– Не, – улыбнулся я, – не прибавлю. Я в тюрьму лучше… Ничего, я аккуратненько…
«Нива» завелась с пятого раза. Выруливая на Разъезжую, я вытащил из кармана бумажку с Марининым телефоном:
– Привет. Не узнала? – мы не разговаривали лет десять, виделись последний раз на похоронах их сына, на том же самом кладбище, где стоят сейчас временные кресты с именами самых близких мне людей.
– Сергеев, ты? – глухо отозвалась женщина и заплакала.
– Не плачь, Маринка, заживёт всё… Извини. Я на похороны не мог прийти, в больнице был.
– Я знаю, – тихо сказала она. – ничего, ты же сходишь туда ещё… Я там часто бываю…
Мы помолчали немного. Потом я всё же набрался сил продолжить разговор:
– Марин! Продай мне «ниву»! Я без колёс остался, на новую пока не заработал.
– Да ты что, Сергеев! С ума сошёл, что ли? Зачем мне это ведро? Забирай так! Купить! – Марина рассмеялась. Всегда была такой – от смеха до слёз – один шаг. – Хочешь, переоформим, хочешь, так езди, чтобы время на рухлядь не терять. Доверенность напиши только сам.
– Спасибо, Мариш!
– Да нема за шо, Сергеев!
Я уверенно и аккуратно покатил к дому.
Эпилог
Утро, как и всегда, впрочем, было хмурое, пасмурно и унылое. Я вышел к машине и закинул на заднее сидение большую спортивную сумку. На борту ржавого драндулета, немытого, скорее всего, со времён развода Маринки и Сашки, красовалась сделанная пальцем надпись: «Помой меня, я вся чешуся». Я послушно отправился на ближайшую мойку, где обычно приводил в порядок «опель». Парни с мойки меня узнали и с изумлением воззрились на чудо отечественного автомобилестроения.
– Чего уставились? – я грозно оторвал их от созерцания. – Отмойте бойца!
Ребята развели руками и, ворча себе под нос что-то, вроде, «махнул, не глядя! Точно – не глядя!..», приступили к омовению моего железного друга.
Рассматривая, как с кусками грязи от машины отваливаются куски краски, ржавчины и железа, я был спокоен. «Вот открою своё детективное агентство, и куплю себе хорошую спортивную машину! Например, «мазду», нет, лучше «тойоту», такую же, как у Жанны…». Я набрал номер Игоря:
– Игорёк! А скажи мне, сделай милость: зачем письма отправляли «клиентам»?
– Ну, как зачем?! – искренне удивился тот. – Они же должны были знать, что любое преступление влечёт за собой неизбежное наказание. И это наказание обязательно должно быть справедливым и адекватным. Как же ты не понимаешь?!
– Я вот, чего не понимаю, Достоевский ты наш, а почему тогда письма приходили уже после смерти жертв, если, как ты говоришь, они должны были знать?..
– Ну, значит для того, чтобы ТЫ это знал. Ты, и те, кто осмелится нарушить закон и ждать, что возмездие обойдёт их стороной. Такая вот идея. Как она тебе?
– Годится, – согласился я.
– Будь на связи! – скорее приказал, чем попросил Игорь.
– Буду! – пообещал я и отсоединился.
Машина не стала выглядеть лучше. Ребята только развели руками, мол, мой – не мой, из куска ржавого железа ничего хорошего не выйдет. Я расплатился, уселся за руль, с третьего раза завёл «ниву» и тронулся в сторону Московского района. В моём кармане лежал заграничный паспорт, виза, страховка и два билета на Лондонский рейс компании BritiishAir. Туда и обратно.
