– Придут, Николай. Думаю, что уже пришли.
– Что им говорить? – Новиков продолжал невозмутимо смотреть в окно и похлопывать себя пальцами по губам. – В интересах, так сказать, следствия?
Думай, Сергеев, соображай! То, что скажет сейчас Новиков журналистам, то и будет основной версией!
– А ничего не говорите особенного. Скажите, что считаете, что «собаке – собачья смерть»… и всё в таком духе…
– А Вы тоже так считаете? – Николай оторвал взгляд от окна и внимательно посмотрел мне в глаза. Первый раз он смотрел мне прямо в глаза, и я отчётливо видел в них смесь боли и затаённой радости. Скрыть и то, и другое у него не было ни силы, ни желания.
– Что считаю? – включать «дурака» мне никогда толком не удавалось.
– Вы тоже считаете, что Куприянов заслужил смерть? – в голосе Новикова сочилась нескрываемая радость. Нет, не радость – торжество. Его голос был торжественен, как на советском параде времён неначатых ненужных войн.
– Смерть не заслуживает никто. Смерть – это… – я даже поперхнулся от его взгляда – жёсткого, злого, цепкого, просто ослеплённого ненавистью.
– Смерть – это просто конец жизни, и всё, – его взор потух, голос стал равнодушным, спокойным и ровным, – Для любого – это ни больше, ни меньше – просто конец жизни. Разница лишь в том, какая это была жизнь, была она нужна кому-нибудь или нет. Тогда и со смертью всё будет понятно. И вообще, ребята! Давайте без философии. Оружие искать будете? Нет? Тогда я, с вашего позволения, поработаю. У меня заказов много – деньги нужны…
Слово «заказов» прозвучало с издёвкой. А вот вопрос с деньгами засел у меня в голове достаточно прочно. Мы попрощались – говорить, и, правда, было не о чем – пожали Николаю крепкую ладонь, и вывалились на улицу. Воздух снаружи показался каким-то пыльным и душным, по сравнению с квартирой Новикова. Мы отошли к соседнему подъезду, присели на скамеечку, издали наблюдая, как орда корреспондентов с камерами наперевес, начинает штурм сенсации.
– Ну, что скажешь? – хихикнул Сашка.
– Чего лыбишься?! – возмутился, было, я, но вдруг и сам заржал, как конь, – Киллера пришли брать! Вопросов-то назадавали! Что забыли спросить-то?
– Ну, про протезы, например. Куда он их прячет, как одевает, как бегает по крышам и чердакам… Куда тренироваться ездит, на какое стрельбище – ну, чтоб навыки не растерять…
Мы смеялись до слёз. И было неясно – это вчерашний хмель выходит, или рождается внутри, где-то глубоко, может быть даже в самой душе – какое-то незнакомое чувство, не поддающееся пока ни описанию, ни осознанию.
Перед тем, как разбежаться по домам (надо всё же привести себя в порядок и попробовать хоть немного отдохнуть до понедельника – суббота потеряна безвозвратно), мы договорились разделить обязанности: Сашка встречается с девушкой Куприянова, я – с родителями. Дело до понедельника не ждало, решились, несмотря на внешний вид и отчётливый запах перегара, побеседовать с родственниками как можно быстрей. Хотя для меня, в принципе, и так уже всё было ясно.
Глава 4
На Таврической меня ждал неприятный сюрприз. В квартире никого не оказалось. Консьерж поведал мне, что около трёх часов дня, в подъезд буквально ворвались Куприяновы-старшие и, первым делом, бросились к нему с расспросами. Консьерж передал Куприянову визитку оперативника, который составлял протокол, и телефон дежурной части – с кем связаться. В аэропорту его почему-то не встретили – то ли прошёл «зелёным» коридором, то ли проспали, как всегда, по обычному раздолбайству. Куприянов тут же, не поднимаясь в квартиру, позвонил по указанному на визитке телефону и быстро уехал вместе с супругой. Я рванул за ними в местное отделение. Там уже тоже никого не было. Жене Куприянова стало плохо с сердцем, её срочно увезли в Военно-медицинскую академию. Муж, разумеется, отправился сопровождать жену. Чертыхнувшись и поскулив о том, что на выходные не оставляют ни одной дежурной машины, я побрёл в Академию пешком. Знать, где упасть… В холле отделения я нашёл убитого горем старика. Это и был Вячеслав Арсеньевич Куприянов, отец Арсения. Величественный высокий статный мужчина, даже сейчас внушающий уважение, в горе и бессилии.
– Здравствуйте, Вячеслав Арсеньевич! Я – майор Сергеев, следователь городской прокуратуры. Как супруга? – вежливо поинтересовался я.
– Супруга умерла, – тихо прошептал Куприянов. – Она умерла. Они ничего не смогли сделать. Обширный инфаркт, и они ничего не смогли сделать, – старик растягивал слова, как будто заучивал наизусть речь на чужом языке. Он слегка покачивался из стороны в сторону, и было понятно, что сейчас ему задавать вопросы бессмысленно. Либо ему сделали успокаивающий укол, либо он пребывал в такой прострации, что совершенно неизвестно, сможет ли он сам выйти из этого состояния.
Я суетливо извинился, что-то пробормотал и направился к заведующему отделением. Его не оказалось на месте – нельзя было ожидать, что весь персонал больницы, включая главврача, и все зав. отделениями, без исключения, выйдут на субботник. Пообщаться мне пришлось с перепуганным кардиологом, который, видимо и пытался оказать Куприяновой посильную помощь. Врач был нервозен, у него излишне тряслись руки – то ли от испуга за неудачно проведённую реанимацию, то ли по той же причине, что и у меня – пятница, работа, нервы… Врач достаточно бойко объяснил мне положение дел. Куприянову привезли довольно быстро, но видимо сказались и перелёт, и резкая смена климата… Ну и, разумеется, сообщение, которое супруги получили во время отдыха. Всю дорогу женщина держалась достойно, принимала успокоительные. Приехав в город, Куприяновы побывали в милиции и, чёрт бы побрал эти формальности, – в морге, на опознании. Прямо оттуда женщину увезли на «скорой» в реанимацию ближайшей больницы, где она и умерла, не приходя в сознание.
Дело опутывалось каким-то мерзким душком. Выползали старые подробности и прежние преступления. Они наслаивались друг на друга, обволакивали новые события старым налётом, путали карты и сбивали с толку. Я решил, что на сегодня вполне хватит. По горячим следам мы никого не возьмём – не тот случай. Стоило расслабиться. Последнее, что я сделал в этот «распрекрасный» субботний вечер – позвонил Сашке, узнать, какие новости с девушкой Куприянова. Новостей не было никаких. Девушка находилась в шоковом состоянии, Сашка не сумел за два часа вывести её из состояния буйной истерики, а уж о том, чтобы допросить – и речи не шло. Всё, что он смог вытянуть из рыдающей девицы не проливало свет ни на вчерашнее убийство, ни на события полуторагодичной давности. Я уже твёрдо связал эти преступления в одно целое и разубедить меня в том, что это именно так и есть – не смог бы даже сам господь бог, вмешайся он в правосудие. Я взял паузу на воскресенье. Мне надо было разложить всё по полочкам – хотя бы в собственной голове, не говоря уж о бумаге. А бумаги ещё будут – их потребуют уже в понедельник, на ковре у начальства. И что в анамнезе? Труп молодого парня – резонансное преступление, так как замешаны известные люди. Киллер, от которого остался только пшик – ни гильзы, ни единого свидетеля, ни отпечатков, никаких следов. Даже путей отхода – и тех толком не нашли. Имеем девушку погибшего, бьющуюся в истерике, от которой только и удалось выяснить, что она была в курсе аварии, знала о показаниях свидетелей, сама на месте преступления не присутствовала, свидетельских показаний не давала. Отстаивает правоту парня. ДТП, совершённое им и повлекшее смерть человека, считает несчастным случаем и никак не связывает убийство жениха с тем старым «происшествием». К неприятностям добавляется смерть матери убитого. Это, само по себе к делу никак не относится, но я не забывал, что есть такие людишки, которых не зря называют акулами пера – я их называю шакалами – так вот они поднимут (уже, скорее всего, подняли) шум просто до небес. Это, в свою очередь, тоже к делу не относится, но вазелина при вызове к начальству понадобится ровно в два раза больше. Всё. Отключаю телефон. Ванна. Спать. Никаких новостей по ТВ…
Глава 5
Сколько приятных слов сказал мне Сашка по дороге в прокуратуру! Аж зубы сводило. И ведь, пакость такая, ничего не рассказывал, только страшно матерился за выключенный всё воскресенье телефон.