— Меньше об этом думай.
— Ага! Меньше! Для вас, товарищ начальник, звездочка — почет и уважение, а для нас… Мы люди семейные.
Кручинин промолчал.
— Потому что ты за бумажками человека не видишь, — сказал Бурлака. — Это не я один говорю.
Бросил Кручинин писать, рассердился, кажется:
— Я-то? Не вижу человека?
— Не видишь! Ты видишь того, кто перед твоим столом на табуретке сидит и снисхождения просит. Тому ты друг и брат. А товарищу ты не друг. На товарище ты отыгрываешься, а на подследственном авторитет зарабатываешь. Ты следователь не обвинительный, а защитительный — такая твоя тактика. Уклон. Это не я один говорю.
— А я, — сказал Кручинин, — уклонов не признаю. Я признаю закон.
— Закон, закон! Все так говорят! Все закон уважают и в любви ему признаются. Ты мне покажи такого ненормального, который бы вышел на средину и объявил, что он против закона!
— До переулка отсюда сколько мы считали? — спросил Кручинин и, не дождавшись ответа, взялся опять за карандаш.
— Копеечное дельце, — сказал Бурлака. — Плевое. — Сплюнул. — Метры твои пойдут для отчетности.
Кручинин промолчал.
Да, похолодало, подмораживало, светлели палисадники, фонарные столбы, стекла домов, чешуйчатые стволы акаций, с неопавшими, высохшими до черноты, траурными листьями, а лужи сверкали оловом.
— Я не злопамятный, — сказал Бурлака. — Было и сплыло. Замнем для ясности. На то ж мы и люди-человеки: сперва учудили, а впоследствии каемся.
— Мне каяться не в чем, — отозвался Кручинин, продолжая писать. — Случись то, что было, завтра, и завтра повторю слово в слово. Узкий круг — это, знаешь, разговорчики в пользу бедных. Так что гарантий не даю.
— Ладно, — сказал Бурлака. — Будем работать без гарантий.
Со стороны могло показаться, что они прощаются: встали, пожали друг другу руки, но не разошлись, пошли вместе — по Энергетической и дальше, до самой трамвайной остановки.
4
Тогда он еще и не подозревал, что существует на свете такая — Жанна.
Правда, в отделе было известно: есть у Константина Федоровича дочь — судебный медик, кто-то отзывался о ней лестно как об эксперте, и, кажется, сам отец не прочь был похвалиться дочерью. Бывают отцы-скромники, отцы-молчальники, а он открыто показывал всем, что ложную скромность отвергает. До всего этого Кручинину не было никакого дела.
А в мае, в двадцатых числах, выпало ему дежурить по городу.
Давненько не дежурил, график был милостив к нему, отдувались главным образом следователи из отделений, а за это время появилась в дежурной части новая аппаратура — любопытно было ознакомиться, да и возможность такая представилась: до одиннадцати вечера — ни одного выезда. Ответственный дежурный с помощником сидели на телефонах, а майор из НТО водил Кручинина по комнатам, демонстрировал технику, и еще успели посмотреть футбол из Москвы — телевизор был включен до конца программы. Опергруппа выехала в начале двенадцатого — это в первый раз, и во второй — после часа, но без Кручинина: в обоих случаях — согласно подследственности — заезжали за следователем прокуратуры. Потом выезжал и Кручинин, однако вхолостую: самопроизвольно сработала блокировка в ювелирной мастерской. Вернувшись, он прилег, но его вскоре разбудили. Было уже около трех.
Он слышал, как помощник дежурного звонит в судебно-медицинскую экспертизу:
— Будьте готовы. Выезжаем на труп.
Он сразу подумал, что зря его разбудили, по ошибке, но оказалось, что это — дорожно-транспортное происшествие, автомобильная катастрофа, — значит, надо было выезжать.
Оставили в машине место для эксперта — сели в «Волгу» втроем, Кручинин впереди; май был жаркий, даже ночью не чувствовалось прохлады, он опустил стекло, ветерок дул теплый, летний.
Когда подъехали к моргу, там, на тротуаре, уже стояла женщина, с портфелем и в плаще, помахала им рукой. Это и был эксперт.
Кручинин не разглядел, да и не старался разглядывать ее, — было красиво вокруг, по-ночному, по-майски, феерически; он любовался майской зеленью, принюхивался: цвела сирень.
Те, что сидели сзади, потеснились, она влезла, сильно хлопнув дверцей.
— Ого! — сказал майор из НТО. — Жанна Константиновна не в духе на третьем заезде.
— Будет вам! — ответила она. — Прошу прощения.
Они уже встречались этой ночью — выезжали вместе.
— Что у вас за порядки в бюро, — сказал майор. — Дежурили бы с нами, было бы за кем поухаживать.