— Забей.
— Хотел человечью девку?
— За-бей, — прикрыв глаза, отбил Велор.
— Да ты ещё скажи, что любишь её, Сорес меня раздери!
Эдмонд рассмеялся, разведя руками, но поддержки его хохот не встретил.
А что если и так? Может, не сейчас, но…
Велору трудно было говорить о подобном с братом. Впрочем, они редко по душам разговаривали. Как-то с юности не заладилось, что ли. Но, может, тогда, в том мире, что казался таким убогим и ненавистным сперва, Элиза и впрямь стала для Велора кем-то, чьё имя нельзя просто взять и оставить в прошлом, как и сотни других? Не получается даже вопреки здравому смыслу.
— Яс-сно. Малявка Вэл решил поразвлечься и одним махом похерить всё, ради чего мы столько сил потратили, — процедил Эдмонд. Голос его подрагивал, становясь то тише, то громче, будто шипение скрутившихся в комок змей. — Шикарно. И подумаешь, что после того, как отец прогоняет через меня тонны две магии, я рук не чувствую. Какая безделица, правда? Главное, твоя душенька довольна, с человечкой поболтала. А старший братец ещё разок подправит контур руны, если потребуется. Проблема разве?
В глазах Эдмонда горел нешуточный огонь, но и в груди у Велора вспыхнула ярость. Один из его личных демонов наконец пожаловал на запах чужого гнева. Ощерился, выпустил клыки и бросился вперёд.
— Жалость выпрашиваешь? — закинув ногу на ногу, смотрел на брата Велор с едва проскальзывающей ледяной улыбкой. — Забыл, что мне плевать? Но ты сходи к папочке. Уж тебя-то он как следует приласкает.
— Захлопнись! — взмахнул рукой Эдмонд, и зрачки у Велора вмиг сузились, а дыхание участилось, готовя тело к битве.
Магия неуловимым обычному глазу сиянием скользнула по жилам брата, но угасла, стоило Эдмонду нечеловеческим усилием воли взять себя в руки.
Они оба едва не перешли границу дозволенного, едва не столкнулись лбами. Но Велор понимал, кулак в схватке с магией мало чем поможет. Поэтому, проявив благоразумие, первым расправил белый флаг — откинулся на спинку софы и в знак примирения качнул головой.
Эдмонд тоже с легким кивком отступил.
— Ты же прекрасно понимаешь, — Велор пытался говорить спокойно, но голос всё еще звенел от напряжения, как промороженные стволы деревьев под топором, — срыв руны не моя вина. Я слышал голос Лизы где-то внутри. Моё начало само ответило ей. Всё, — под очерёдное: «Да быть того не может» рубанул он воздух ладонью. — Какие ещё могут быть вопросы?
— Никаких, — скривил губы Эдмонд в презрительной усмешке. — Разве что, выдержит ли защита в следующий раз, когда твоя ненаглядная решит пульнуть в тебя огненной хреновиной?
Этого Велор не знал. Равно как и не понимал, почему огонь Лизы напал на него? Дважды. Разумеется, это было ненамеренно, но…
— Разберусь, — бесстрастно ответил Велор, глуша бушующее внутри недоумение.
— Ну, давай разберись. У тебя для этого семь дней и целая ночь, Шахерезада. Только не увлекись… ненароком, — многозначительно прищурился Эдмонд. — А затем, когда ты облажаешься, я сделаю, что должен. Лиза подпишет договор, я надену на неё метку, и она отправится в Нур-Асера…
— Как твоя вещь, — закончил фразу Велор. — Здорово придумал. Оморочить её решил. Надо же, и куда вдруг исправилось твоё хвалёное благородство?
Эдмонд равнодушно пожал плечами.
— А при чём здесь благородство? Я просто не хочу, чтобы отец всё же прикончил человечку, а Эдана возненавидела его за это до скончания веков. Её твердолобость порой похлеще твоей, кстати. Тогда уж мира в семье точно не будет, а меня, не поверишь, достало разгребать и разгребать то дерьмо, что свалилось на нас ещё чёрт знает сколько лет назад. Я устал, Велор. Просто устал.
На мгновение Эдмонд стёр браваду и усмешку с лица, и гостиная потонула в молчании. Велору даже спорить не хотелось, всё больше думать, анализировать, расставлять по местам…
О чём думалось? Да ни о чём и обо всём сразу. Какие-то смутные обрывки, будто газетные клочки. Случайные слова. И всё это пустое, прозрачное, как осколочки ледяные. Сосульки.
— Выходит, — задумчиво глядел мимо Велора Эд, тоже раскладывая стекляшки в памяти, — раз твоё начало слышало её зов, сомневаться не приходится. Вы все ещё связаны.
Велору хотелось съязвить, попенять брату на сообразительность, но темноглазый, холодный, даже холоднее, чем его собственный, взгляд врезался в него, цепляя крюком.
— Ты ведь понимаешь, что это значит?
Велор медленно кивнул.
— Кроха её огня и впрямь во мне.