А однажды даже клял богиню Атайю за то, что позволила своему творению с головой пропасть в постыдном желании раствориться в этих искрах. Раствориться в той, что творила их, лишь рукой взмахнув.
Но даже сейчас, вмиг отупев, Юджин понимал, — в кувшине, в толще воды, в каждом ее пузырьке таится магия. Настоящая. Опасная.
Заорав от страха, он швырнул кувшин прямиком в камин.
Угодив в пламя и ударившись о кирпичную стенку, узорчатое стекло разлетелось тучей тяжелых сияющих брызг. Огонь заворчал громче, плюясь паром и дымом, а Юджин задышал ровнее.
— Вот тебе и магия! — засмеялся он, от бессилия оседая на пол. Ноги не держали. — Бестолковая придумка! Сияй, не сияй, а пламя свое дело… — и осекся, подавшись вперед.
Огонь продолжал упорно ворчать. Но не столько в кувшине и воды-то было, чтобы до сих пор ее в пар не обратить!
Приглядевшись, Юджин тихо застонал. Средь едва подпаленных поленьев и обратившихся в угли хворостин сновали серебристые водяные нити. Они кружились, словно дразня оранжевые языки. Заставляли их гаснуть, но лишь на долю секунды. Чтобы игра продолжалась. Чтобы вновь можно было пробежаться по горящим поленьям, сверкнув, будто рыбки, серебристыми хвостами.
Внутри у Юджина в ту же секунду что-то сжалось, а затем, принялось разрастаться с неумолимой скоростью. Как волна. Он частенько видел такие в Порту, когда море Атайи штормило и швыряло камни и лодки на берег. Только теперь волна атаковала изнутри, стремилась выйти наружу.
— Прекрати, — уперся ладонью в грудь Юджин, пытаясь сорвать пуговицы. — Хватит! Стой!
Вмиг волна остановилась. Мир замер. Замер и Юджин, стоя на карачках и тяжело дыша. Только струйки воды, вопреки здравому смыслу, целыми и невредимыми выбрались из камина. Заскользили по ковру прямиком к Юджину. Закружились вокруг него в безумном хороводе, словно доверяли великую тайну. Шаг за шагом подступали, обволакивали пальцы и кисти. Забирались под кожу, вновь пробуждая движение будто бы целого моря внутри.
И когда последняя струйка иглой врезалась в вену, тело не выдержало.
Словно старая дамба, рухнули под напором все подпорки-догмы, уносила вода убеждения и, кажется, даже смысл всего существования.
Широко раскинув руки, Юджин закричал. Так громко, как никогда раньше. Срывая горло. Изнутри, толчками наружу выбивалась энергия. Обжигая и согревая, уничтожая и возрождая вновь, она сметала все на своем пути.
Последний залп, и Юджин в бессилье повалился на бок.
Сколько пролежал так, глотая пыль и обливаясь потом, не знал. Но стоило открыть глаза и попытаться подняться, как вновь захотелось в беспамятство ухнуть.
— Мать моя Атайя…
Винные бутыли в красивом резном шкафу ощетинились рядами острых ледяных шипов. Пики сосулек свисали с потолка, торчали из стен, а растерзанные тонкими иголочками цветочные горшки на окнах с давным-давно пересохшей и омертвевшей землей покрылись изморозью.
Огонь в камине, и тот потух под напором незримой силы. И теперь лишь пара головешек дымила, словно обозначая позицию пламени, мол, огонь, огнем, конечно, а супротив магии нашему брату выставить нечего.
Юджин покрутил головой, усердно моргая. Но, увы, это явь. Гостиная разгромлена в хлам, мебель перевернута. И все это его рук дело.
Только кофейный столик как стоял на всех четырех ножках, так и стоит. Письмо, адресованное таинственной эльфе, словно пригвожденное, лежало на том месте, где его и оставили. А прямо на нем неизменно поблескивало колечко.
Словно заново учась ходить, где ползком, где шагом, Юджин добрался до стола. Несмело ткнул пальцем в украшение. Оно вновь призывно сверкнуло.
— Так и знал, что зачарованное!
В стенах загудело. Судя по звяканию посуды, ледяной массив обрушился и с грохотом разбился в кухне. От испуга Юджин даже на пол упал, закрыв голову руками, но вмиг поднялся.
Колечко блестело, словно насмехалось.
— И что мне теперь делать с тобой? — не без боязни взял его Юджин и поднес к глазам, старательно игнорируя аналогичный вопрос самому себе. Потому как правильный ответ на него был всего один: сдаться. Так велел и закон, и долг.
В ту же секунду кованый молоточек, заставив вздрогнуть, с силой ударился снаружи о парадную дверь. Затем раз и ещё несколько.
— Есть кто дома? — и снова нетерпеливый стук.
Юджин сглотнул и поднялся, выпустив из рук кольцо. То, обиженно звякнув, покатилось и замерло у самого края. Но удержалось, не упало.