Секунда, и из полутьмы переулка к нам навстречу вынырнул Акитар.
— Думаю, теперь вам по вечерам лучше гулять поближе к центральной площади. Сиуру несложно узнать, а Майя — женщина болтливая, — сокрушённо, будто это лишь его вина, сказал страж. — В центре же и на пристани гвардейцев в любой час куда больше. Там безопасно. Разумеется, я и сам в силах защитить вас, сиура, — убедительно поглядел на меня рогач.
Дураку понятно, будь он для меня бесполезен, его бы и не приставили. Но тот факт, что Акитар не желает без особой нужды калечить соотечественников, радовал.
— Хорошо, — кивнул Велор и наконец отпустил меня.
Всем видом выказывая обиду, я отошла на несколько шагов и присела на прогретый каменный бортик фонтана, выложенный цветастой плиткой. Снова открыла пакет, но от еды воротило. Воротило, кажется, от всего на свете.
— Хочешь, зайдём, — взглядом указал на закусочную за моей спиной Велор.
— Здесь хорошо готовят. У них и открытая веранда есть, — добавил Акитар. — С нее даже немного море Ворта видно.
— Не хочу, — решительно поднялась я и пошатнулась, взмахнув кульком. — Почему я не могу помочь тем пустынникам? Почему вы не даёте мне?
— Потому что ты сама на ногах еле стоишь, — нахмурился Велор.
В уме едва созрела пара язвительных отговорок, раскрывающих клыкастую-зубастую причину моего дурного самочувствия, но меж ребер, где-то под желудком, снова завозилось что-то горячее… кто-то… несоизмеримо огромный.
— Тогда вернёмся во дворец, — пытаясь придать шагу бойкость, я подошла к Акитару и вытянула руку с зажатым в ней злосчастным бумажным пакетцем со снедью. — Кукурузы не хотите? — спросила я, а получив отказ и недоуменный взгляд в придачу, вышла со двора и отправилась вверх по улице.
Велор и страж, нагнав меня очень скоро, молча топали за мной.
Признаваться, что и впрямь плохо себя чувствую, из упрямства не стала. Все болезни, говорят, от нервов, а их сегодня мне сверх меры высшие силы отсыпали. С горкой. Отосплюсь, и все пройдет. Утро вечера мудренее.
Солнце ещё раскрашивало небо и стены дворца в алые краски, но здесь, в низине, средь лавок и домишек длинные тени уже легли на дорогу, будто чернильные кляксы. Становилось прохладнее.
Рабочий день у пустынников заканчивался, и утомленные рогачи, а вместе с ними, волею судьбы заброшенные на материк эльфы и даже нимфы с кофейного цвета кожей, спешили по домам.
Волокли к ужину корзины, закрепленные для удобства на небольших самодельных колясках, полные мяса, и все тех же когтистых лап ящеров, на которые я старалась не смотреть всеми силами. Хотя взгляд, как намагниченный, так и притягивали белесые окружности перерубленных костей, а запах темной, чуть запекшейся крови я, кажется, лишь заслышав скрип тележечного колеса чуяла.
И вновь что-то ворочалось внутри, волновалось. И снова я невольно принюхивалась и спешно отворачивалась от местных мясных деликатесов, безуспешно пытаясь прогнать отголоски тошноты.
Четверть часа спустя, оживающие после дневного зноя улицы Эр-Аворт остались позади, а мы уже вновь шагали с Велором по коридорам-переходам. Вечерняя духота здесь, за стенами лишь усилилась, но зато народу во дворце значительно поубавилось и никто не таращился на нас с округлыми от удивления глазищами.
Шли радом, но раздельно и в полном молчании, думая каждый о своем. Благо, что птицы, облюбовавшие за неимением другого укрытия королевские сады, щебетали без умолку. Эти звуки и журчание фонтанчиков ловко сводили неловкость на нет.
К тому же нежелание, да и впрочем, неумение Велора болтать почём зря, впервые не доставляло мне дискомфорта. Сейчас мне как никогда хотелось остаться со своими мыслями и мало-помалу стихающей, наверняка гриппозной ломотой в теле наедине.
Но чем старательнее я пыталась разложить все по полочкам, отыскать решение всех проблем — своего рода панацею, и заорать «эврика!», тем сильнее принималась вихлять мысль в чугунной голове, и тем чаще с тоской вспоминалась уютная постель в моих покоях, заваленная пузатыми подушками с золотистыми кисточками.
— Ты тоже считаешь, что я ни на что не способна, — вконец измучив себя внутренними диалогами, первой заговорила я.
Но Дракула, не то и сам глубоко уйдя в себя, не то просто от удивления дар речи потеряв, лишь посмотрел на меня, выразительно вскинув брови.
— Ты думаешь обо мне так же, как и Эдмонд, — сжалившись, решила я все-таки пояснить. — Думаешь, что в магиитворении я ноль без палочки. Равно как и в целительстве.
Велор и на этот раз смолчал, а затем улыбнулся одними лишь уголками губ. И за этой улыбкой мне едва ли не тонны снисходительности увиделись.