Я выдохнула с облегчением. Каменный пол приятно холодил щеку и ладони, но не долго. Подо мной, кажется, даже камень раскалялся.
Крякнули краны один за другим. Вода зашумела ничуть не тише, чем потоки Ниагарского водопада.
И пусть мои покои, в сравнении с покоями той же Эданы, без зазрения совести можно было назвать скромными, обхаять ванную комнату с прямоугольным бассейном-купальней язык бы не повернулся.
Всюду мрамор, зеркала, и живые цветы. На стенах — начищенные до блеска хрустальные шары-светильники, в которых, будто светлячки, роились магикусы. А количеством всеразмерных пушистых полотенец, скрученных рулетиками и рассованных по всем подвесным полкам, наверняка не мог похвастаться ни один пятизвездочный отель.
На бортиках купальни с угловой мозаичной лесенкой приютились цветные ракушки-блюдечки, ароматные мыльные камешки и масляные снадобья. Размеры же ванны, в которой без труда ездовой ящер уместиться мог, поражали. Но я и помыслить не могла, что кто-то когда-то захочет меня в ней утопить.
Дождавшись, пока стремительно прибывающая вода покроет дно ванны и поднимется на несколько ступеней, Велор, неразборчиво бормоча, обхватил меня за талию и, всеми местными богами клянусь, перекинул бы через бортик, не прояви я проворство и не ухватись за вампирюгу руками-ногами.
Признаюсь, я обезумела в ту секунду. Страх, что овладел мной, я испытала впервые. Он шел из глубины и вполне мог бы назваться каким-нибудь умным термином, означающим боязнь подсознательную. Нерациональную, необъяснимую, записанную в ДНК.
Робкая, тонконогая лань боится льва. Кошка, если будет возможность, ощерится и дёру даст, едва завидит пса. Я же сейчас боялась воды так, что видя лишь бурлящие потоки, уже задыхалась от ужаса.
Казалось, коснусь водной глади лишь кончиком пальца и сгину. Взорвусь, будто мыльный пузырь! Вернее, не казалось. Вопреки здравому смыслу, что сейчас явно в ступоре стоял где-то посреди слоев разума и глядел на перекати-поле путаных мыслей, я знала, что боюсь воды до смерти неспроста.
И Велор совершенно точно чувствовал мой страх. Потому и принялся отдирать меня от себя, во второй раз за день раскрашивающей его одежду рыжими подпалинами, с удвоенной яростью.
— Не надо! — проскулила я, хватаясь из последних сил, и поджимая все конечности разом, как никому не нужный и оттого отданный палачу котенок. — Прошу!
Но не успела я и вдох сделать, как рухнула в ледяную воду.
Глухой рокот хлещущих под напором струй вмиг оглушил. А невесть откуда взявшийся рой крохотных пузырьков, будто вода вокруг вскипела, не давал открыть глаза и сориентироваться.
И пусть купальня не была глубокой — если наполнить ее до середины и присесть на дно, водная гладь едва прикрывала ключицы — потоки продолжали равнодушно хлестать из пары украшенных лепными ракушками гусаков и дна. Но если так и дальше пойдет, меня ж по самую макушку скроет!
Из последних сил я оттолкнулась от шероховатого дна, из которого били ключи, и вынырнула. С хрипом втянула ртом воздух и схватилась, как я надеялась, мертвой хваткой за скользкий бортик.
— Куд-да?! — Велор, время от времени скрываемый клубами пара, маниакально сверкнул серыми глазищами.
Он без труда разжал мои пальцы. Подхватил подмышки и столкнул в воду.
Но на сей раз я была готова.
Плюхнувшись на спину, подняв брызги и на несколько секунд оказавшись под водой, вновь заурчавшей и покрывшейся пеной, я с грацией морского котика перевернулась. Оттолкнулась ногами от бортика и откочевала в противоположную, куда более безопасную сторону.
На мое счастье, купальня располагалась у стены. Поэтому подобраться ко мне у Велора возможности теперь не было.
Встав на коленки, отплевываясь, фыркая и дрожа, я едва успела откинуть налипшие на лицо волосы, как Дракула, безуспешно раз-другой попытавшись дотянуться и сцапать меня, крепко выругался.
Воинственно вздернул рукава до локтей, обнажая крепкие руки, он перекинул ногу через борт и, стиснув зубы до заходивших туда-сюда желваков, как был, в сапогах, ступил в воду.
Оказавшись в ловушке, я заметалась, ища лазейку, но внезапно ожившая вода заставила меня, да и Велора, широко расставившего руки, замереть.
Прозрачная гладь, парящая от одного моего прикосновения, окрасилась в серебро и вытянулась, будто сотни крохотных змеек.
Они все, как одна, ринулись к Велору. Извивались, цеплялись за одежду, как живые, и пытались взобраться как можно выше.
Велор пошатнулся, раскачиваемый сотней водяных рук, но чудом устоял и до того яростно рявкнул: «Отвали!», что вода тут же опала, потеряв сияние. Но ненадолго. В глубине уже вновь зарождались колючие звёзды.