Выбрать главу

В Питер они так и не вернулись. Отец после аспирантуры попал в закрытый «почтовый ящик» – времена уже переменились. А затем стал ведущим инженером-конструктором НПО, переехал с молодой женой в Староказарменск в Подмосковье. Этот городок после войны почти весь построили пленные немцы. Наверное, в этом было что-то символичное. Как вечное напоминание.

После омской полицейской школы Вилли Ригель еще четыре года пахал старшим группы спецреагирования в Анжеро-Судженске, потому что не мог найти места в полиции Подмосковья. А затем перевелся в ГУВД Московской области.

Как раз вовремя. Лиза Оболенская выходила замуж за его одноклассника. Тот после финансового института двинул на биржу в брокеры и как-то быстро пошел в гору, наколотил бабок. Он пригласил приятеля на свадьбу.

Вилли Ригель выпил шампанского и пожелал молодоженам счастья. Затем они с другом школьным дернули коньяка.

– Рад тебя видеть, братан, – объявил счастливый жених.

– Это ее выбор?

– Да. Что поделаешь? Она выбрала меня, хотя… Я знаю, как у вас с ней все было. Она мне сказала.

– Она тебе сказала?

– У нас нет секретов друг от друга. Но… я все равно рад, что ты пришел.

– Я сейчас уйду, ты не бойся. – Вилли Ригель поднялся из-за стола, глядя на свою Лизу Оболенскую – жену другого. – А ты, братан…

– Я останусь. – Одноклассник улыбался снисходительно.

– Да. Это ее выбор. Но ты не попадайся мне на пути. Потому что… я тебя убью.

Они смотрели все ему вслед, когда он уходил с их свадьбы.

С тех пор прошло семь долгих лет. Их жизни не пересекались. Он дал себе слово, что не увидится с ней больше никогда.

Лиза стала успешным адвокатом. И опубликовала свою первую книгу – детектив. Она мечтала быть известной писательницей. Он гонял на своих тачках на ралли, корпел над бумагами в Главке. Затем его назначили на должность начальника полиции Староказарменска. Их жизни шли параллельно. Но он никогда не терял ее из виду. Знал, что у них с мужем нет детей. И был этому эгоистически рад. Знал, что они купили классный дом. А потом он узнал, что Лиза Оболенская бросила мужа-брокера.

Едва услышав эту новость, он тут же набрал три заветных номера в мобильном – пышной любвеобильной пятидесятилетней Надежды Павловны из финансового управления Главка, Ксюши – стервы, мучительницы, меркантильной, прекрасной, ненасытной в постели, юной девятнадцатилетней Анюты, нежной как незабудка, пылавшей к нему первой романтической неугасимой любовью, и объявил им: все кончено. Он их бросает, потому что…

Он гнал на машине в тот вечер, как на ралли – к ее дому, новой квартире, которую она приобрела после продажи прежнего дома. Стучал, звонил в дверь.

Она открыла, удивленная, сбитая с толку – рыжая, кудрявая, без косметики, в старой футболке, с малярной кистью в руках. На ночь глядя решила перекрасить прихожую в белый цвет. Он шагнул через порог и, ничего ей не говоря…

Глядя в ее глаза…

Словно и не было семи долгих пустых лет…

Взял ее лицо в свои ладони.

Поцеловал в губы.

Два часа поцелуев в прихожей, где пахло краской.

Сначала она вырывалась. Лупила его по плечам, по спине. Испачкала всю его полицейскую форму белой краской.

Он не отпускал ее, целовал в губы, пил ее дыхание…

– У тебя не все дома, Вальтер Ригель.

– Ага, – краткая пауза в поцелуях, чтобы ответить ей.

– У вас не все дома, майор…

– Конечно… конечно… natürlich…

– Прекрати…

– Не могу.

– Мы все в этой краске…

– Отмоемся… позже…

– У меня голова кружится. Ты как ураган. Но я всегда знала…

– Что? Ну, скажи, что ты знала?

– Вилли, все равно из этого ничего не выйдет.

– Выйдет. Wird gelingen.

– Нет…

– Ich liebe dich[3].

Он поднял ее на руки там, в прихожей пустой новой квартиры.

И следующие девять месяцев были самыми счастливыми в его жизни.

Он летал. И на работе, и на ралли. Горы сворачивал. И это при том, что они с ней почти совсем не смыкали глаз ночами.

Среди смятых простыней, разбросанных подушек, сорванной одежды. Кобура пистолета – на ручке шкафа. Наручники, которые она вытащила сама из кармана его куртки, – на прикроватном столике. Оторванный погон… оторванная форменная пуговица…

Аромат ее кожи, ее волос…

Все, все было для него наваждением, наслаждением. Счастьем великим… Невиданным, сказочным счастьем, когда…

Когда она просто закрывала в сладкой неге глаза свои…

Когда он зарывался лицом в ее волосы.

Задыхаясь от страсти, он переходил на немецкий. И шептал что-то про маленьких фрицев, которых он ей подарит – мальчика Гензеля и девочку Гретель, как в сказке, и опять сделает пряничный домик. Миллион пряничных домиков.

вернуться

3

Я тебя люблю (нем.).