– Я хочу тебе кое-что подарить. Впрочем, подарить – неправильное слово. Передать то, что предназначалось твоему деду, а теперь принадлежит наследнику.
Он положил шелковый платок на стол, осторожно развернул его и передал Мануэлу маленькую фаянсовую плитку размером не больше ладони. Плитка была богато украшена орнаментом бирюзового цвета, арабскими буквами и числами.
– Эту роскошную плитку вложил мне в руку садовник моего арабского купца, человек, который самым точным образом мог назвать каждое растение в своем парке – поэтому чертами лица он напоминал чудаковатого ученого. От него ничего не скрывали – наоборот, он пользовался полным доверием всей семьи. Он отдал мне эту «азулежу» с просьбой доставить ее моему высокочтимому рассказчику историй. Не спрашивайте меня, зачем и почему и что он ожидал от этого, что за этим крылось, что означают письмена и числа. Но следующее безусловно: эта мавританская плитка – драгоценная вещь, и так как она была предназначена Мигелу Торрешу да Силва, его внук и наследник его историй будет дорожить ею.
Эти слова прозвучали почти патетически, и Мануэл почувствовал, что было на душе у купца.
Смущенно смотрел он на плитку, держа ее в руке.
– Спасибо, я буду дорожить ею, – тихо сказал он. – Поскольку вы так хорошо знали моего деда, разрешите мне один вопрос. Какую помощь ждали от него? Он был винодел, в Порту высоко ценились его вина. И он был чудесный рассказчик историй. Мы, дети, ловили каждое его слово, как, впрочем, и старики, в трактире или при других обстоятельствах. Но ведь он не был врачом.
– Ты прав, врачом он не был. Но его истории были целебны. И кто знает, может быть, они до сих пор таковы.
Мануэл Торреш да Силва, внук Мигела Торреша да Силва, рассказчика историй, штудировал арифметику и геометрию, пытался понять «Ars magna» Раймунда Луллия, который еще в XIII столетии в своем математическом труде пытался выяснить последние истины универсума. Многие из его современников считали этого любящего удовольствия сумасшедшего сельского жителя гениальным. Джордано Бруно был в таком восторге от него, что непоколебимо верил, будто в универсальной алгебре Луллия прячутся методы решения тайн многих метафизических истин.
Но намного важнее было для Мануэла изучение различных книг, в которых могли бы быть сведения о значении плитки. Стены многих зданий в Коимбре, да и во всей стране, были как снаружи, так и изнутри облицованы изразцами. Но он никогда этим раньше не интересовался, безразлично проходил мимо, да и не попадались ему на глаза такие, где кроме орнамента были еще слова и числа. Арабская надпись на его плитке гласила: «Бог ведет, кого хочет». Но что означали числа, узнать было негде. Одна двойка, одна восьмерка и одна четверка. Двойка содержится в восьмерке четыре раза. Сумма всех чисел равна четырнадцати. «Четырнадцать дней необходимо луне, чтобы из стадии новолуния перейти в стадию полнолуния, – раздумывал Мануэл. – Или нужно эти три цифры прочитать как одно число? Тогда это будет двести восемьдесят четыре».
Мануэл должен был думать об отце Марии, торговце сукном, и о том, что он узнал от него о своем деде. А он думал о Марии.
Когда он на следующий день вернулся вечером домой после университетских занятий, то нашел подсунутое под дверь письмо.
«Меня безумно интересуют истории. Если хочешь, приходи в пятницу вечером, когда стемнеет. Я буду ждать у ворот. Мария».
– Мне бы хотелось спросить вас кое о чем.
Мануэл подождал, пока остальные студенты покинут аудиторию.
– Мне показалось, что ты сегодня не в форме. Это связано с твоим вопросом?
Рибейро опять сел.
«Он замечает все», – подумал Мануэл.
– Мне очень жаль.
– Это не упрек. Иногда другие вещи важнее. Что ты хотел узнать?
– Я не знаю, важно ли это, но мне хотелось бы знать, имеют ли числа «два», «восемь» и «четыре» особое значение.
– Ага, знаменитые двести восемьдесят четыре, – повторил Рибейро, как будто речь шла о давно и хорошо знакомой личности. – Кто тебе это дал?
Мануэл ничего не понимал.
– Смотри! – Учитель встал, подошел к доске. – Как часто в таких случаях нам помогает Пифагор! Он разделил числа на различные категории. О простых числах мы уже говорили. Кроме того, он открыл числа, которые назвал совершенными и которые до сих пор так и называются. Их сущность в том, что они равны сумме собственных делителей. Или, скажем по-другому: сумма собственных делителей, включая единицу, равна самому числу. Наименьшее совершенное число, таким образом, шесть, поскольку оно делится на один, на два и на три. А один плюс два и плюс три дают в сумме шесть. Следующее совершенное число – двадцать восемь. Это означает, что большинство чисел или превосходят границы совершенства, или не достигают их. Но сейчас это для нас не важно. Совершенство вообще крайне редкая вещь. Кроме того, он выявил ряд так называемых дружественных чисел, то есть таких, где сумма собственных делителей одного числа равна другому числу. И это как раз твой случай. Назови мне числа, на которые делится двести восемьдесят четыре.
Мануэл подумал.
– Это один, два, четыре, потом… потом семьдесят один и сто сорок два.
– Правильно, – сказал Рибейро, записывая числа на доске. – А если ты эти числа суммируешь, то что получится?
– Получится двести двадцать, – . сказал Мануэл.
– Теперь назови мне все числа, на которые делится двести двадцать.
– Один, два, четыре, пять, десять, одиннадцать двадцать, двадцать два, сорок четыре, пятьдесят пять и, конечно, сто десять.
Рибейро записал.
– А теперь суммируй их.
– Двести восемьдесят четыре, – удивленно сказал Мануэл.
– И alter ego, второе Я этого числа – двести двадцать. Как видишь, опять подобное находит подобное. То, что здесь обнаружил Пифагор, совсем неплохо. Как мы знаем от Ямвлиха, старый вычислитель приписывал таким числам магические, почти божественные свойства. В последующие столетия с дружественными числами экспериментировали арабские маги и ученые. Так, известный Эль Маджрити велел запечь в один пирог одно дружественное число, а в другой – другое. Когда он дал это съесть молодому человеку и юной женщине, они стали неразлучной парой. А ученейший Ибн Халдун четыреста лет назад был твердо убежден в том, что двух человек, ставших обладателями амулетов с этими числами, ничто не сможет разлучить. Однако почему Иаков подарил своему брату Исаву двести двадцать коз, я, к сожалению, не смогу тебе объяснить. Коллега Себастьяно так мне и не ответил…
Мануэл слушал как завороженный, смотрел на учителя слегка недоверчиво и не знал, что, собственно, сказать, когда тот закончил.
– Прежде чем ты начнешь напрягать мозги, признай лучше за случаем право на участие в такого рода игре чисел, – сказал Рибейро, собирая бумаги. – У меня сейчас факультетский совет. Реформы маркиза де Помбала великое благо для нас, но требуют много работы.
И, уходя, добавил, насмешливо улыбаясь:
– Рекомендую тебе принять освежающую ванну в Мондегу!
– Спасибо за разъяснения, – сказал Мануэл и вслед за учителем вышел наружу.
Мария открыла ворота. Они прошли через патио, украшенный живыми растениями и горшками с цветами. Дом был уже погружен в темноту. Мануэл удивился:
– А где остальные?
– Они все упорхнули. Отец отправился в долгое путешествие в Марокко. Он собирается приобрести там новые товары и вернется в Порту на паруснике, груженном тканями. Мать с моими обоими братьями отправилась на конец недели на море, там у наших друзей поместье.
– А ты почему не поехала с ними?
– Потому что я захотела стать непослушной или потому что захотела увидеть тебя. Или может быть, просто так, – сказала Мария и пошла вперед, вверх по наружной каменной лестнице. Они оказались на деревянной веранде со многими дверями, ведущими в дом. Была звездная ночь. Мария остановилась и прислонилась к одной из богато украшенных резьбой деревянных колонн, Мануэл встал перед ней. Впервые они спокойно смотрели друг на друга. Он рассматривал ее лицо, слегка приоткрытый рот, устремленные на него большие глаза, длинные вьющиеся волосы. Они взялись за руки и простояли так, не шевелясь, целую вечность.