Однако, даже не желая смотреть на происходящее, она не могла не слышать доносившихся с поля боя криков, торжествующих или горестных, и звуки эти действовали на неё ужасающим образом. Что и не удивительно: ведь всякий из них мог означать гибель кого-то из её новых друзей или, напротив, старых подруг.
Мне довелось находиться в крепости во время штурма, и я знаю, что в такие моменты всё внутреннее пространство цитадели заполняется немыслимыми звуками. Вы находитесь словно бы внутри огромного каменного колокола, и всякий шум здесь значительно усиливается. Кроме того, эти звуки многократно отражаются от стен и производят настоящую неразбериху. Шум вроде бы доносится со стороны ворот, и люди, похватав оружие, несутся туда сломя голову, а оказывается, ворот даже не открывали: схватка идёт в нескольких стадиях ниже по склону.
Вероятно, тем последним утром шум сражения был таков, что Антиопа просто не смогла оставаться у себя и поднялась на башню.
Я знаю об этом, ибо многие видели её, а иные и окликали. Все сходятся на том, что лицо её осталось бесстрастным и зрелище кровавого побоища остановило на себе её взгляд разве что на миг. Почти сразу же она повернулась и спустилась в свои покои.
Как раз в то самое время Селена вместе со своей подручной Барахлошкой содержалась под стражей. Надзирал за ней наш приятель Услада Лона. Неожиданно к нему подошёл посланец Антиопы и велел, чтобы лошадь Селены оседлали и вывели во двор. Саму девушку начальнику стражи надлежало лично проводить к царице.
Филипп, как признался потом он сам, повиновался с такой поспешностью, что Селена лишь опоясалась мечом, латы же и шлем он и его помощник потащили за ней через двор перед храмом Победы, забитый в то время кухонными котлами и подстилками для раненых. Слуга, стоявший у дверей Антиопы, препроводил прибывших в царскую оружейную.
— Ты знаешь эту конуру, Дамон, — рассказывал мне потом Филипп, — там тесно, как в утиной заднице. Места только-только согнуть локоть, даром что там хранится царское оружие и оружие соратников. Оружейник Тесея открыл эту нору и запустил нас внутрь. Единственная лампа страшно чадила и едва разгоняла могильную темень. Воняло маслом, бронзой и потом. Войдя, мы обнаружили внутри саму царицу. Она стояла, поставив ногу на лавку перед стойками для копий. Волосы её были причёсаны и уложены так, как принято у амазонок перед битвой. Рядом, на полке, лежал начищенный шлем. Ноги и плечи Антиопы были обнажены, и при виде их я, признаюсь, вытаращился. Даже у Тесея боевых шрамов меньше. Когда мы вошли, Антиопа воззрилась на нас как командир, раздосадованный медлительностью своих подчинённых. К тому времени она уже надела бронзовые поножи и обулась в толстые кожаные сапоги. «Огнеупорные», как говорят её соотечественницы. Рядом, у стойки, дожидаясь руки оруженосца, который поможет их надеть, были сложены остальные доспехи. Мы с помощником стояли по обе стороны той амазонки, Селены, потому как не знали, с какой целью царица призвала её к себе и как к ней следует относиться: как к пленнице или как к гостье. Я почувствовал, что при виде готовившейся вооружиться царицы Селена вздрогнула. То, что Антиопа вознамерилась принять участие в сражении, было очевидно. Но на чьей стороне? «Оставьте меня! — велела Антиопа. — Уйдите все, кроме Селены». Это было невозможно. «Не имею права, — возразил я, набравшись смелости. — Я не могу нарушить приказ нашего царя». Амазонка даже не глянула на меня. Несомненно, она призвала к себе эту воительницу, чтобы та вооружила её, ведь согласно варварским суевериям такое дело нельзя доверить случайному человеку. «Наш царь Тесей запретил тебе подвергаться опасности», — заявил я, призвав на помощь всю свою храбрость. Только теперь она повернулась ко мне и, встретившись со мной взглядом, сказала: «Если ты, командир, любишь свою родину, собери всех, кого можно, и пусть они построятся во дворе крепости».
— Поверишь ли ты мне, Дамон, — с удивлением повествовал Филипп, — но я просто не мог её ослушаться! Её воля была настолько сильна, что я с поклоном удалился, прежде чем успел сообразить, что делаю. «Подойди, Селена, — услышал я позади голос Антиопы, обратившейся к соотечественнице на своём варварском наречии. — Облачить меня в латы для смертного боя позволено лишь тем, кто меня любит». У входа в арсенал, на лестничной площадке перед подъёмом, есть ниша, где мы с помощником задержались, обдумывая сложившееся положение. Вышло так, что в силу особенностей распространения звука внутри крепости разговор двух амазонок был в этой выемке слышен так же отчётливо, как если бы мы оставались в оружейной рядом с ними.