К тому времени, когда я перебрался через реку, Тесей уже призывал к прекращению побоища, но амазонки впали в такое неистовство, что в этот момент даже сам факт их принадлежности к человеческому роду мог вызвать сомнения. Ведомые Антиопой и Элевтерой, они ринулись в погоню за кибитками Боргеса. Ими двигало стремление не оставить в живых ни одного врага. Кроме того, они жаждали вернуть черепа своих сестёр. Те самые, которые скифы собирались сложить на погребальный курган Арзакеса, брата своего вождя.
Впоследствии мне рассказали, что между утёсами и Иссохшими холмами проходит пастушья тропа, по которой обычно перегоняют на сезонные пастбища овец и коз. Именно там амазонки и настигли уходящий обоз. Женщин в кибитках было тысячи три, воинов при них — в десять раз меньше. Вдобавок воительницы обрушились на скифскую колонну в тот момент, когда беглецы сгрудились у створа ущелья. Мужчины, прикрыв отступление с тыла, стояли насмерть и сложили головы все до единого. Потом настала очередь женщин и детей, в тесноте лощины не имевших даже возможности разбежаться в стороны.
Умчаться вперёд успел лишь сам Боргес с ближайшими подручными. Амазонки убивали всех без разбора, мужчин и женщин, стариков и младенцев. С некоторых снимали скальпы, иным, чтобы не терять времени, просто отрубали головы. Тесей и афиняне в этой бойне участия не принимали. Чтобы остановиться, им даже не требовалось приказа, ибо учинённая воительницами кровавая расправа над беззащитными беглецами повергла их в ужас.
Через некоторое время бешенство амазонок поостыло, однако они, теперь уже с холодной жестокостью, продолжали выискивать укрывавшихся, твёрдо вознамерившись не оставить в живых никого. Это относилось не только к людям: они перебили всех скифских мулов, ослов и упряжных быков. Женщины перерезали им глотки секирами, так что сухая трава на дне лощины вся пропиталась кровью.
Я видел, как амазонки, окровавленные с головы до ног и настолько уставшие, что уже не имели сил ехать верхом или даже поднять топор, бродили, шатаясь, между кибиток. Вытаскивая оттуда детей, включая грудных младенцев, даже девочек, мстительницы закалывали и потрошили их, как свиней, умываясь детской кровью. Но страшнее всего были даже не деяния степных дев, а выражения их лиц. При виде того, что весь этот кровавый кошмар девы вершили с радостными улыбками и весёлым смехом, эллинов поражала немота.
У места слияния двух ущелий находилась котловина. Над этой выемкой соратницы Антиопы натянули, закрепив с четырёх концов, тент скифской кибитки, который, провиснув, образовал нечто вроде огромного кожаного мешка. Сверху была водружена наспех сколоченная дыба, на которой подвешивали и потрошили женщин и детей. Их кровь стекала в это кожаное ведро, словно с разделываемых свиных туш, тогда как несчастные жертвы, ещё живые, взывали к своим богам, умоляя высшие силы о скорейшей смерти. Когда я поспел туда, глубина кровавого озерца была уже по икру.
Отыскав в обозе черепа своих юных соратниц, амазонки омыли их во вражьей крови. Меня это зрелище повергло в такой ужас, что я остолбенел в седле, не в силах даже отвернуться. В этот миг один скифский мальчонка, выскочив из укрытия, бросился ко мне, моля о защите. Но прежде чем я успел наклониться, его схватили, разорвали на части и скальпировали. Черногривая воительница, не вымолвив ни слова, отсекла его голову и швырнула в чан с кровью.
Всё вокруг было красным и липким. В овраге не осталось ни одного не обагрённого камня, а в центре всего этого неистовства находилась Антиопа, с топором в одной руке и отрубленной головой — в другой. Кровь покрывала её ноги до самых бёдер и руки до локтей, красная влага стекала с лезвия её секиры; даже волосы и зубы царицы были черны от запёкшейся крови.
Именно к ней и направился афинянин Ликос. Надо отдать должное его мужеству: ведь в глазах воительницы полыхал смертоносный огонь.
— Кажется, ты говорила, будто вы не дикарки! — воскликнул он, указывая на изувеченные трупы. — Тогда как ты назовёшь всё это? Может быть, следами божества? Это ли есть та «тропа святости», которой следует твой народ?
Тесей поспешил вперёд, остановив коня у плеча соотечественника.
— Это не война! — проревел Ликос в лицо Антиопе. — Это бойня!
Тесей хотел было предложить частичное оправдание действиям амазонок, но Ликос оборвал его:
— Низко и недостойно эллина пытаться защищать то, чему нет и не может быть оправдания! — заявил он и ускакал прочь, оставив Тесея и Антиопу в центре продолжавшегося жестокого кровопролития.
Амазонка встретилась взглядом с Тесеем. Тот молчал, но на лице его был написан такой ужас, что она, увидев это, пришла в себя, словно вынырнув на поверхность из того дикого состояния, в которое хаос убийства погрузил её воинственное сердце. Хотя Тесей и не поддержал Ликоса, именно в его глазах Антиопа прочла приговор своему народу: «Дикари!»