Карета сэра Эдуарда Монтегю мчалась в Венецию. Далеко по дороге показался всадник. Всадник приближался.
– По-моему, нас догоняют, сэр, – сказал лакей с запяток,
– И по-моему, тоже: нас догоняют, – невозмутимо ответили из кареты. Рибас поравнялся с коляской.
– Остановитесь, милорд! У меня поручение от Его сиятельства графа Орлова!
Монтегю не отвечал и внимательно разглядывал Рибаса из окна кареты. Некоторое время они ехали рядом молча. Рибас тяжело дышал, но продолжал гнать вперед лошадь.
– К сожалению, я не имею возможности остановиться, мой молодой друг, – наконец произнес Монтегю из окна кареты, – ибо спешу в Венецию... Но я готов выслушать вас по пути. – И вечная издевательская улыбка появилась на лице англичанина.
– Граф приказал узнать, милорд, где находится автор послания, которое вы соизволили передать?
– Вы, кажется, в России иностранец, господин... – И он вопросительно посмотрел на всадника.
– Рибас.
– Сейчас много иностранцев, господин Рибас, на русской службе. Им граф может приказывать. А я пока не имею чести...
И Монтегю скомандовал:
– Вперед!
Форейтор ударил по лошадям, карета понеслась по дороге. Рибас тоже пришпорил лошадь, продолжая беседовать с англичанином.
– Мне необходимо, милорд... – Он задыхался. – Я не могу вернуться без сведений.
– Какое интересное положение: вы не можете вернуться без сведений. А я не могу их вам дать. Как же нам быть, милейший?
Рибас улыбнулся. И выхватил пистолет. Коляска остановилась.
– Посмотрите назад, – улыбнулся англичанин. С запяток на Рибаса смотрело дуло пистолета. Рибас расхохотался:
– Значит, остается проверить, кто выстрелит первым. Если я – умрете вы, если одновременно – умрем мы оба, и лишь в третьем случае умру один я. Так как у меня нет иного выхода, я вынужден буду это проверить. Но у вас– то есть: всего одно слово. И вы спасаете, по крайней мере, одного из нас... Я не шучу, милорд.
После некоторого молчания из коляски ответили:
– Вы далеко пойдете, господин Рибас... Она – в Рагузе. И коляска покатила по дороге.
После демонстрации Чесменского боя перед восхищенными жителями Ливорно Орлов уехал в Пизу. Ливорно давно ему наскучил, и великолепный граф жил в Пизе в восхитительном палаццо Нерви.
В кабинете граф беседовал с Рибасом.
– На обратном пути я завернул в Ливорно, – докладывал Рибас, – и проверил сообщение англичанина. Дело в том, что в Ливорно находится сейчас наш давний друг – рагузский сенатор Реджина. Сенатор подтвердил: сия женщина действительно сейчас в Рагузе.
Рагуза (ныне Дубровник) – маленькое государство на Адриатическом море, подобное Венеции. «Свободные дети свободной матери Рагузы» торговали по всему свету. Рагуза издавна находилась под протекторатом турок. В 1772 году граф Орлов со своей эскадрой вошел в воды республики и потребовал отказа от турецкого протектората. Боясь турок, сенат не согласился. Орлов заявил, что будет бомбардировать древний город. Испуганный сенат отправил депутацию в Петербург. Екатерина послов не приняла, но бомбардировку отменила.
– В Рагузу, – продолжал Рибас, – ее привел случай. Вместе с польским воеводой князем Радзивиллом она плыла из Венеции в Турцию к султану, с каковым имела намерение соединиться. Но сильные ветра отнесли ее в рагузскую гавань... Нынче по причине нашего мира с Турцией вновь отправиться к султану ей никак невозможно. И она обитает в Рагузе. Хотя рагузский сенат, напуганный вами, Ваше сиятельство, делает все возможное, что бы она оттуда убралась. Страх сената столь велик, что сенаторы даже отписали в Петербург о появлении сей женщины.
– Вот так! – захохотал Орлов. – Значит, уже и в Петербурге о ней знают. Мы узнаем последние... Зачем держу вас на службе?
– Из Петербурга ответили, что нет никакой надобности обращать внимание на побродяжку».
– Узнаю благодушие графа Панина!
Христенек ввел в залу жизнерадостного толстого господина в мундире майора.
– Тучков второй, – представился майор.
– Значит, видел ее в Венеции? – спросил Орлов.
– Точно так, Ваше сиятельство. Она жила в доме самого французского посла.
– Ну, как же без французов-то обойтись? – усмехнулся Орлов.
– Сей посол оказывал ей знаки внимания, почитай, как царствую щей особе. С ней общались сам польский князь Карл Радзивилл и граф Потоцкий. Много с ней понаехало поляков. Все с усищами, саблями гремят. Скоро, говорят, будем с нашей принцессой Всероссийской на Москве, как с царевичем Дмитрием. И другие пакостные слова, повторять не хочу.
– И не надо повторять... ты лучше про дело рассказывай.
– Познакомился я там с двумя поляками: с Черномским и Доманским... Усищи у них...
– Ну, про усищи ты уже говорил.
– Садился я с ними в карты играть»
– Все проиграл? – усмехнулся Орлов Майор вздохнул:
– Там был еще француз маркиз де Марин, ох злой до карт мужчина. Он при ней служит. Обобрал он меня дочиста. И вот тут она и вошла.– Вошла... за ней гофмаршал идет, потому что она еще и герцогиней будет.
– Подожди, – прервал Христенек, – ты же говорил, что ее кличут принцессой Всероссийской.
– Это по происхождению тайному она вроде бы принцесса Всероссийская, а по жениху – замуж она готовится – она еще и герцогиня. Поляки кричат мне: целуй-де ручку у своей законной повелительницы, а я только плюнул... Тьфу – вот вам и весь мой ответ.
Он замолчал.
– И все? – усмехнулся Орлов.
– И все, Ваше сиятельство. Спасибо ноги унес, а то б зарубили.
– Ну что ж, ответил хорошо. Узнал мало, вот что плохо, – мрачно сказал Орлов. – Ну, и как она... с лица?
– Худого не скажу... Красавица. Волосы темные, глазищи горят... И ни на секунду не присядет, все движется, все бежит»
– Понравилась? – усмехнулся Орлов.
– Только в оба и гляди, а то обольстит, – засмеялся майор, – но худа уж больно, пышности в теле никакой...
После ухода майора Орлов сказал:
– Чую, получим мы еще одного Пугачева в юбке, пока граф Панин благодушествует»
И приказал Христенеку:
– Пиши.
Граф начал диктовать, расхаживая по комнате
– «Всемилостивейшая государыня! Два наимилосгивейших Ваших писания имел счастие получить. С благополучным миром с турками Ваше императорское величество, мать всей России, имею счастье поздравить. Угодно Вашему величеству узнать, как откликнулись министры чужестранные на весть о мире…»
Орлов остановился и сказал Христенеку:
– В своем письме к нам государыня предполагает, как они должны откликнуться. Вот это все дословно в наше письмо и перепиши. Ибо, что матушка предполагает, то и правда.
И он продолжил диктовать:
– «На днях, матушка, получил я письмо от неизвестного лица, о чем хочу тебе незамедлительно донести. Сие письмо прилагаю, из коего все ясно видно. Почитай письмо внимательно, матушка, помнится, что и от Пугачева воровские письма очень сходствовали сему письму. Я не знаю, есть ли такая женщина или нет. Но буде есть, я б навязал ей камень на шею, да и в воду... Я ж на оное письмо ничего не ответил, но вот мое мнение если вправду окажется, что есть такая суматошная, постараюсь заманить ее на корабли и потом отошлю прямо в Кронштадт. Повергаю себя к священным стопам Вашим и пребуду навсегда с искренней моей рабской преданностью».
«Как повернул, – с восхищением думал Рибас – И уже забыты враги, которые хотят его опорочить! Теперь, оказывается, он решил свидеться с нею – только чтоб заманить ее на корабли!.. И все, что он будет делать, чтобы свидеться с суматошной, есть лишь служение императрице... Но как же он хочет с нею свидеться!»
На лице Рибаса было искреннее восхищение.
Орлов вдруг пристально посмотрел на Рибаса и сказал:
– Ох, Рибас, хитрый испанец, боюсь, повесят тебя когда-нибудь!