-Выросла? - спросила я, когда отметины исчезли.
-Нет. Пока нет. Но твои глаза…Ты смотришь иначе.
-Без того слепого обожания, которое так тебя раздражало, - пояснила Мила. - Теперь ее сердце не занято целиком тобой.
-Мила! - воскликнула я и залилась краской. Вот умеет же она быть такой…вредной.
-И правда, - согласился Филипп. - Ты смотришь на меня, как на равного.
-А раньше иначе смотрела?
-Да. Но так ты мне нравишься больше.
Я улыбнулась и повернулась к другу, удивившись, насколько близко он стоял и не собирался отступать.
-Эм, братец, - снова вмешалась Мила. -Не лезь без очереди. На эту девушку претенденты уже имеются. Так что ты опоздал.
-Сестренка, сделай милость, заткнись.
-Да я бы с радостью. Но тебя жалко. Вот как явится тот, кто нашей малышке засосов наставил, как пооткручивает тебе руки, за то, что не свое трогаешь. Как же ты без рук править то будешь?
-Без тебя разберусь, - рявкнул вышедший из себя принц, я даже отступила, впервые увидев на его лице злость. Да за те шесть лет, что я его знала, он впервые вообще на Милу голос повысил.
-Слушай, братец, - не сдавалась девушка. - Тебе собираться не пора. Советники тебя чай потеряли. Да и нам не до тебя сейчас. Иди уже, заодно остынешь.
-Сестренка. Ты меня как-нибудь точно достанешь. Выпорю ведь.
-Поздно, братец, поздно воспитывать. И не надо было ждать у моря погоды, а хватать и привязывать к себе еще года два назад. А ты все: пусть подрастет, пусть подрастет. Вот и дождался.
-Это вы о чем сейчас? - вконец растерялась я.
-Ни о чем, - буркнул Филипп и ушел, не забыв при этом громко хлопнуть дверью так, что хрустальная люстра на потолке закачалась.
-Зачем ты так с ним?
-А пусть знает, что нужно брать от жизни все, пока другие не забрали.
Я лишь нахмурилась от путанной реплики подруги и побрела в ванную.
Рейвен стоял в окружении своих подданных, представителей и послов других государств и медленно зверел. В чужих мыслях он видел, что его девочка за эти два дня, что его не было, явно не скучала. Она успела прогуляться по улицам Икрема, побывать в запретном святилище, в очередной раз подвергнуть свою жизнь опасности до такой степени, что взбешенный Гаар забылся настолько, что позволил себе кричать на Регента в присутствии его подданных. Да за такое не только в тюрьму сажают. А дальше еще хуже. Его малышка умудрилась нажить себе еще одного врага в лице Селаста Лейруса, второго приближенного из Совета. И все почему? Потому что его сын идиот и подлец. Жаль его тогда не было там, на той площадке, где с его девочкой могло произойти самое страшное и он ничего бы не смог сделать. Нет. С этим надо заканчивать. И как можно скорее. Но больше всего его раздражал наследник дружественной Адеону Элении, точнее его мысли. И от того, о чем думал Филипп, хотелось послать его и всех кто с ним связан, в дальний путь по телепорту без права въезда на территорию Адеона как минимум лет сто. Этот…принц уже очень давно смотрел на ЕГО девочку совсем не дружескими глазами. В мыслях принц все время возвращался к недавнему разговору с сестрой, и это бесило, заставляя скрежетать зубами, и радовало одновременно. То, как он по хозяйски прикасался к ее шее, как гладил обнаженную кожу, как мягко вдыхал ее аромат доводило до исступления. И их разговор. В том злосчастном зеркале он видел с каким обожанием она на него смотрела, столько доверия и восхищения и в то же время слова этой красивой подружки Ауры задели их всех. Филипп постоянно прокручивал их в голове с каким-то мрачным отчаянием понимая, что сестра была права говоря, уже слишком поздно. Может тогда, в Эльнисе, Аура и смотрела на него восторженными глазами влюбленной дурочки, а сейчас в них была другая. Та, кем она должна была стать. Равная им обоим. Он вздрогнул, увидев одно из воспоминаний мальчишки. То самое воспоминание, когда Филипп рассмотрел за маленькой чумазой замарашкой храбрую, смелую девушку. Ей было 15. Он видел ее в окружении своей прекрасной сестры, замечал их явное несоответствие и брезгливо поджимал губы, стоило только заметить ее восторженный взгляд. В то лето в Эльнисе были волнения, ходили слухи о мятежниках, но король был слишком беспечен, и эта его беспечность чуть не стоила Миле жизни. Мятежники напали неожиданно, когда девочки были на прогулке. Филипп до сих пор без содрогания не мог вспоминать как зареванная, испачканная чужой кровью Мила держала руку своей бесчувственной подруги и шептала: “Только не умирай, только не умирай”. Только потом он узнал, что все охранники погибли, что подруги, сопровождающие наследную принцессу предпочли сбежать, едва им это предложили. И только Аура осталась, отбиваясь от атак двух магов и шести, ШЕСТИ взрослых мужчин. И эти две хрупкие девчушки сумели выжить. Когда Мила рассказывала, как к ней подкрался один из наемников, как приставил нож к горлу, намереваясь его перерезать и как произошло что-то совсем странное и наемник разжал руки, выронил нож и закричал так, словно горел в огне. И как Аура кричала вместе с ним. Мила тогда ничего не поняла, а вот король догадался. Внушение. Она заставила свой дар работать во зло. Она убивала того наемника с помощью духа и магическая отдача ударила по ней. Знала ли она об этом? Филипп спросил у слабой, но все же живой девочки и по ее глазам понял, что знала. Возможно, даже предполагала, что не выживет или сойдет с ума. Знала и все же сделала это. Ради подруги, ради по сути чужого для нее человека. Именно тогда презрение сменилось восхищением, и желанием защищать и оберегать ее как сестру, друга, просто светлую, добрую девушку. Когда же он увидел в ней девушку, весьма хорошенькую, вызывающую острые мужские желания обладать. Зимой. Этой зимой, когда она приехала всего на неделю поздравить королеву с именинами. Они тогда сбежали в местную таверну, показывая Филиппу, который по праву рождения обязан был учиться дома в отличие от сестры, как они с друзьями празднуют велесские праздники. Усевшись за столик троица заказала закуски, а Мила вытащила из сумки бутыль пиратского сидра. Это адово пойло тогда чуть его не свалило. Ничего подобного он ни до, ни после не пробовал, да и не хотел, если честно. Все запреты смело напрочь. Наутро он с ужасом вспоминал, как распевал похабные песни с тремя орками, как клялся в вечной дружбе какому-то эльфу и как смотрел на совершенно трезвую Ауру, которая сидела в уголке, попивая клюквенный сок и смотрела, чтобы венценосные друзья не наделали глупостей. На ее розовых губах играла мечтательная, чуть лукавая улыбка и от этой улыбки все в его душе переворачивалось. И ему до боли, до жути, отчаянно хотелось ее поцеловать.
С того дня эти мысли о поцелуе стали его наваждением. Даже сегодня, при сестре он едва сдерживался, чтобы не развернуть ее к себе, не взять за подбородок и не коснуться губами алых…
Бокал с какой-то жидкостью хрустнул в руках наследника и осыпался мелкой крошкой вместе со сладкой субстанцией, заливая пол и подол платья какой-то девицы, неосмотрительно приблизившейся к нему слишком близко.
Филипп вскинул голову, привлеченный шумом и наткнулся на черные глаза мужчины, прожигающие насквозь, полные такого бешенства, что ближайшие к нему люди отшатнулись и поспешили скрыться в толпе.
И Филипп вдруг понял, кто поставил на коже его милой девочки те засосы.
Наследник отвернулся прежде, чем слепая ярость принца пробилась в его сознание, и все же недостаточно быстро.
“Подонок. Ты разрушишь ее жизнь”.
Наследник не мог не согласиться с этим. Но отпустить ее…
НИКОГДА.
Он даже не стал дожидаться окончания приема, просто оборвал какого-то посла на полуслове, вызвав неодобрительный взгляд Макса и поспешил прочь из этого душного зала, туда, где была его девочка. Но как не странно, Ауры в ее комнате не оказалось. Милава пробормотала что-то о Гааре, но ему и не требовались ее слова, только воспоминания. Вот они сидят за письменным столом постепенно заполняя свои отчеты по практике, изредка переговариваются, помогают друг другу, даже когда пришла служанка с обедом, девочки не оторвались от своего занятия. Закончили только через два часа, когда обед остыл, а у Милы совсем затекла спина. Внезапно Аура побледнела. Мила испугалась, но поняв, что Гаар вызывает, долго не хотела отпускать. Но разве ее переспоришь? Уж ему ли не знать, насколько она упряма.