Молодая голубоглазая блондинка сидела на маленьком пуфике перед зеркалом, разглядывая в нем то себя, то свою двоюродную сестру, невольно сравнивая, и про себя привычно завидовала. А между тем рассказывала сестре о своих похождениях на вчерашнем балу. Марена, все еще витавшая в облаках от столь заманчивого, но весьма фривольного предложения молодого графа, не могла решить стоит или не стоит идти на столь рискованный шаг как ночное свидание с ним.
Граф прислал ей сегодня записку с просьбой о встрече в одном из закрытых клубов на окраине города, и она терзалась сомнениями. Говорить кому-то об этой встрече она не решалась, только призналась Кнаре, потому что была абсолютно уверена - та никогда ее не предаст, это было не в характере сестры. Но вечно где-то мысленно витавшая Кнара просто сидела, пялилась в окно и молчала, оставляя Марену наедине со столь сложным решением. И хотя, она уже написала ответное письмо, согласившись на это непристойное предложение, и даже сама назначила время, когда прибудет инкогнито в личные апартаменты графа в клубе. Тем не менее, уже полчаса настойчиво донимала Кнару тщеславной болтовней, пытаясь хоть как-то ее расшевелить, а еще лучше - заставить завидовать, но все было без толку.
Неожиданно в комнату зашла матушка Марены и сообщила, что прибыл нареченный жених той и останется поужинать. Марена обреченно подняла глаза в потолок и с большим трудом не застонала в голос, тут же рисуя перед собой толстого прыщавого сына главного жреца из храма Ворга, с которым пару лет назад подписал договор об обручении ее бездушный папенька, перед тем как отправиться к Воргу. За ее руку от семьи жреца был получен солидный куш, который, впрочем, совершенно ожидаемо тут же пошел на покрытие долгов отца. Он слишком много и часто играл, проигрывая все подчистую.
Наследство Кнары, оставшееся ей от погибших отца и матери, тоже проиграл как и деньги самой Марены. Сейчас их поддерживал дед Марены со стороны матери, но много денег не давал, отличаясь жуткой скупостью и мелочностью. Марене теперь придется расплачиваться за отцовские грехи и расточительство - выйти замуж за этого жирного тупого лоботряса, который чуть ли не каждую неделю таскается к ним в дом полапать молодое красивое тело невесты. Все ее сомнения по поводу вечернего свидания отпали, как только она подумала о том, что уже через две недели этот урод, будет властвовать над ней. Ей же хотелось балов, развлечений, нарядов и красивого молодого графа, который так искренне ею восхищался. Она задумалась о том, как же ей перенести встречу на более позднее время, а потом, посмотрев на Кнару, решилась. Быстро встав с пуфика и расправив пеньюар, проверила, нет ли кого за дверью, и вернулась к сестре. Потом горячо начала молить, цепляясь за ее руки.
- Кнара, миленькая, спаси меня, пожалуйста! Ты должна, нет, просто обязана отнести записку в клуб. Графу Руазу! Я хочу перенести нашу встречу на завтра, другой возможности у меня не будет. Ты же сама понимаешь, я не могу отослать любовное письмо к нему в поместье! - заметив, как Кнара расширившимися в испуге глазами медленно отрицательно качает головой, сменила мольбы на угрозы: - Ты же знаешь, что через две недели я стану женой будущего жреца Варго. Что меня ждет кроме серости и лишений?! Ничего! Ни любви, ни радости, ни удовольствий! Я хочу хотя бы напоследок погулять, расслабиться, отдохнуть. Клянусь Всевышей силой, я готова пойти на что угодно ради этого. Даже чтобы рассказать своим будущим родственникам, как ты подсыпала яд в алкоголь отца. Думаешь, я не знаю, что это ты его убила?! Я видела это собственными глазами, но из милосердия к тебе промолчала. Поэтому сейчас ты должна помочь мне - из милосердия отнести записку графу.
Кнара посмотрела на красное от злости и напряжения красивое лицо Марены, и горько вздохнула. Десять лет назад она осталась сиротой и попала в этот дом. Как заложник жила у собственного дяди, который раньше был таким добрым и приторно слащавым. А потом пришел к ним в дом, убил мать, отца, а ее заточил в своем доме, превратив в прислугу. Больше восьми лет она каждый день видела его и мучилась от боли и ненависти, не в силах забыть ни одной минуты того страшного дня.