Отец спасет меня, как и обещал. Джон Дадли что-нибудь придумает, у него всегда есть план. А мне стоит вернуться в свои комнаты и позаботиться о том, чтобы больше никто не уезжал. Мы не можем позволить себе отсутствие порядка, такого никто не должен видеть. Мы не станем лаодикийцами, народом, осужденным за безразличие, ни холодными, ни горячими. Нельзя позорить Господа нашего пред лицом врагов его. И мне надо выглядеть так, будто я уверена в своем земном отце не меньше, чем в Отце Небесном.
Мне начинает казаться, что меня сделали королевой на день, как клоуна в бумажной короне, а я сама поверила в то, что я – настоящая королева. Мой скипетр из мишуры оказался тяжелым, а мои обязанности – невыполнимыми. Теперь я уже сама думаю, что все это время я просто дурачилась, и, кажется, люди просто надо мной смеялись. Если это так, – то я умру от стыда. Я не вынесу, если меня сделают посмешищем. А раз так, то я должна вернуться в свои комнаты и велеть моим фрейлинам оставаться со мной, и чтобы двор Гилфорда был при нем. Поскольку гербовый балдахин был сорван моим отцом собственноручно, я не стану его восстанавливать.
Так и получилось, что я лишилась трона без единого слова протеста. Королевская печать куда-то исчезла, ключи от Тауэра пропали с крючка, на котором висели, и мои комнаты опустели.
А потом я обнаружила, что слишком поздно спохватилась со своими фрейлинами. Это как в Брадгейте в самом конце лета, я однажды перестаю видеть ласточек, до этого собиравшихся в стаи и круживших над стенами замка. И оказывается, что я даже не заметила дня, когда они улетели. Даже матери нет рядом, она тоже улетела, как блестящий стриж. Она уехала, даже не предупредив меня и забрав Марию с собой. Теперь мое мнение о ней стало даже хуже, чем о Катерине, потому что эта маленькая негодница хотя бы пришла ко мне, чтобы предупредить о своем отъезде.
В Тауэре остались лишь жены низшей знати, жена констебля Тауэра, которая живет здесь, и моя свекровь, леди Дадли. Всеми брошенная, она сейчас больше походит на призрак или на кита, выброшенного на берег приливной волной. Они сидит на своем стуле с пустыми, неподвижными руками: ни Библии, ни вышивки. Воплощение скомканных планов и разбившихся надежд.
– Есть ли у вас известия от вашего мужа? – требовательно вопрошаю я.
– Он сдался, – с трудом произносит она, словно давясь этими словами. – В Кембридже. Сдался тем, кто всего лишь накануне с гордостью называл его своим лордом.
Я быстро киваю, делая вид, что мне все понятно и что я ее внимательно слушаю, но это совершенно не так. Я никогда не читала книг, которые могли бы подготовить меня к происходящему и научить, как вести себя при подобных поражениях. Не думаю, что история вообще знала поражения, подобные этому. Во всяком случае, я не встречала никаких упоминаний о них в своих книгах. Чтобы полное поражение случилось еще до сражения? Чтобы не было никаких усилий в защиту? Была собрана сильная армия и вышла в поход. Но что случилось потом? Она просто тихо разошлась? Это все больше походило на сказку, чем на историю.
– Ну что же, тогда я поеду домой, – говорю я.
Мой голос звучит решительно, но в глубине души я надеюсь на то, что она велит мне ехать в ее дом в Лондоне или прикажет ждать здесь, пока не вернется мой отец, чтобы спасти меня. Но в ответ она лишь качает головой.
– Не получится, – говорит она. – Они закрыли ворота Тауэра. Неужели ты думаешь, что я сидела бы тут, с тобой, если бы могла уехать? Ты была королевой, а теперь стала пленницей. Ты запирала ворота, чтобы не дать своим подданным уехать, теперь они сделали то же самое с тобой. Ты больше не увидишь своего дома. Даст Бог, это удастся мне.
– Это мне решать! – взрываюсь я.
Потом встаю и выхожу из комнаты, чтобы отправиться в покои, занимаемые Гилфордом. В его комнатах оказывается почти пусто. Я останавливаюсь в дверях, потому что меня окатывает тошнотворным запахом портящегося мяса. В дальнем конце комнаты возле камина сидело несколько мужчин. Пара слуг собирала бокалы и грязные тарелки. Гилфорд в одиночестве сидит на своем огромном кресле, возле которого, покосившись, стоят шесты с его гербовыми флагами. Он очень походит на шута, изображавшего короля. Только сейчас его не окружает его собственный двор.
– Все уехали, – сказала я, когда он встал и поклонился, чтобы поприветствовать меня.
– Нам тоже пора ехать? – спрашивает он. – Моя мать сказала, что мы уже можем вернуться домой?