– Они – мой народ. Любое моё решение они уважают, – сказал Йан. – Я больше беспокоюсь за Ульфа, ведь ему долгое время приходилось со всем справляться в одиночку.
– А почему ты покинул дом и отправился в Вардар? – осторожно спросила я.
– На разведку. Мы живём в ином времени и пространстве, но не должны забывать, что миры связаны между собой.
– Я слышала, что за Врата нельзя пронести вардарскую магию, разве что самую могущественную.
– Верно, однако мы свою сюда проносить можем, – усмехнулся он. – Ты можешь думать заранее, что тебя ждёт, и пытаться представить, каков Зальмит, но лучше просто расслабься и успей насладиться здешним солнцем. Там у нас оно далеко не такое жаркое.
Йан говорил о родине с такой теплотой и нежностью, что я готова была жить с ним хоть на голых скалах. Вот уж не ожидала от себя такой прыти в чувствах, не знала, что смирюсь столь скоро с властью мужчины! И, наверное, будь на месте Йана кто-то другой – не смирилась бы. Но он оказался отнюдь не чудовищем, и я не была беззащитной жертвой.
– Знаю, что будет трудно, – сказала я. – Но теперь уверена, что справлюсь. Больше всего меня волнует, как Ульф воспримет проклятую невесту…
– Да нормально воспримет, – проворчал Йан. – Ты просто смирись с тем, что он не похож на меня.
– А твои родители? Его отец и мама?
– Их давно нет в живых, – отозвался мужчина. – Моя мама скончалась, когда я был совсем маленьким, мама Ульфа умерла десять лет назад от тёмной болезни. Отцы наши погибли в Пятой Битве с тварями Гацерос – созданиями с чёрного острова.
– Мне жаль, – тихо сказала я. – Прости, что спросила.
– Ничего. Это нормальный вопрос. Я ведь знаю о твоей семье.
– А сёстры, братья?
– У меня никого, кроме побратимов, а вот у Ульфа есть сестра, но она не живёт с волками. Её сердце отдано храброму капитану Чаек, и её дом теперь на островах, средь утёсов и светлых парусов.
– Зальмит красив, – кивнул Йан. – Он разный, и это разнообразие удивительно.
– А что такое Гацерос?
– Тёмный остров, – повторил мужчина. – Место, где рождаются из высоченных скал страшные чудовища. Оно находится далеко на востоке, за лесами и долинами. Там не цветёт жизнь, и земля не дышит – сплошной острый камень, и красная лава, и чёрное крошево песка. Человеку туда нет хода.
Он умел рассказывать, несмотря на то, что утверждал обратное, и я тонула то в ярких, то в мрачных образах неведомого. А когда мужчина упомянул о светлячковых полянах, подхватила разговор о травах и цветах. Я постоянно сверялась со старой книгой о растениях, где были отличные рисунки, и находила для себя много полезного. Йан пожелал взглянуть на чудесный том, и удивленно поднял брови:
– Здесь описаны и зальмские растения тоже! Кто автор?
– Не ведаю. Она не подписана. Мама всегда называла эту книгу главным сокровищем нашей библиотеки. Мы чудом смогли спасти её из-под развалин…
– Так вы с дедом возвращались в свой дом?
– Да, – как можно спокойней сказала я. – Чтобы похоронить то, что осталось от родных. Эта вылазка была опасна, но мы просто не могли оставить их так… Ты понимаешь? Издревле леты хоронили близких средь трав и цветов, под деревьями, чтобы их души обрели свободу. А, оставшись непогребёнными, они могли стать призраками, обречёнными вечно страдать у погибшего очага. Поэтому мы собрали всё, что смогли… – Я сжала зубы, но продолжила ровным голосом: – Собрали в большой мешок, отнесли туда, где ещё зеленел последний дуб, и под ним закопали.
Йан замедлил коня и положил подбородок мне на плечо.
– Вы поступили храбро и по совести. – Его губы коснулись моей щеки, и он наверняка почувствовал, как я тихонько шмыгнула носом. – Не нужно слёз, Нуала. Вспомни о своих близких что-нибудь весёлое, и, может быть, страна Лета снова расцветет.
Я судорожно выдохнула, прижалась к нему спиной, и принялась рассказывать, как мы с сёстрами ходили на озеро – подглядывать за мальчишками. Йан, наверняка не ожидавший подобного, искренне смеялся, представляя меня, сидящую в камышах, по колено в голубом иле. Он мог представить и мои любимые вечерние посиделки, когда вся семья собиралась на крыльце и делилась радостями долгого дня. Я рассказала ему о золоте, что порой сыпалось прямо с неба мельчайшими крупинками. Потом поведала, какие прекрасные медальоны были у каждого члена семьи. Их так и называли – небесное золото, или родовое золото.
– И где теперь твой медальон?
– Мне жаль. Ты, наверное, очень горевала о нём?
– Да. Это всё равно что лишиться части сердца. Эти медальоны были не просто красивыми побрякушками, они сохраняли тепло наших душ. Мой был в виде бегущей по полю гривастой лошади, а сзади стояло моё полное имя. Ты знаешь, что письменность летов тогда считалась одной из красивейших?