Мужчина застыл и больше не пытался отодвинуться. Я вновь поцеловала его, и каждое биение наших сердец — таких близких друг к другу — приносило мне все новые воспоминания.
— Райша, — не выдержал он. — Что с тобой происходит?
— Пытаюсь вновь стать собой, — ответила я искренне, — собрать себя из кусочков. Я словно разбитая мозаика, Мервин. Мне… — я сглотнула, ища нужные слова, — мне больно быть.
— Значит, они успели начать жертвоприношение, — произнес он, и за внешним спокойствием слов я ощутила холодный, наполненный ненавистью гнев — на «них». На… кадари? Мысль эта споткнулась об одно из моих первых воспоминаний — о лежащих вокруг, словно погруженных в транс, разумных.
— Кого они призвали? — спросил Мервин напряженно.
Я сдвинула брови, пытаясь найти нужное среди теснящихся воспоминаний. Вот оно, совсем рядом:
— Я помню руны Хаоса!
— Хаос, — повторил Мервин таким тоном, словно я только что призналась в своей неизбежной кончине. — Хаос никогда не отпускает своих жертв.
— Наверное, — мне не хотелось думать ни о Хаосе, ни о чем другом. Только об этом мужчине рядом. Но Мервину был важен ответ, и я добавила: — Кажется, что меня совсем скоро не будет.
Взгляд Мервина потемнел, и я сказала:
— Когда ты рядом, мне лучше. Я вспоминаю. Мне легче осознавать себя.
— Твой эль–эро, так? — кончики его губ приподнялись в грустной усмешке, подразумевая что–то, прежде мне известное. Но сейчас я не знала и потому просто вновь поцеловала его.
По песчинке, по крупице — возвращалась память. Воспоминания, — горькие и сладкие, страшные и веселые, — они кружились вокруг меня в хороводе, соглашаясь вернуться лишь в обмен — на поцелуй, на прикосновение, на вздох. Они возвращались, а я становилась собой. И в мире, во всей вселенной было только двое. Только Мервин и я. Я и Мервин.
В его глазах я видела и грусть, и радость, и нежность. И страх. Словно бы он знал то, что мне пока оставалось недоступно. Но это было неважно. Мы были вместе, и только это имело значение.
По–настоящему вместе…
Глава 8
Мир менялся. С каждым вздохом, с каждым сбежавшим мгновением мир переставал быть прежним. А вместе с ним изменялись и пути, ведущие нас в будущее…
Я не знала, снились ли мне в ту ночь сны — и была ли та ночь действительно ночью… Но едва проснувшись, еще не открыв глаза, я почувствовала, как кипит во мне энергия, как магия струится в моем эррэ. Моей первой мыслью было, что жизнь прекрасна, а каждый ее миг — бесценный дар.
И хотя подобное счастливое пробуждение случалось у меня нечасто, но увидеть над собой, едва открыв глаза, радужный купол, преломляющий лучи всех оттенков, мне и вовсе никогда не доводилось. Какое–то время я просто смотрела наверх, бездумно улыбаясь, любуясь игрой красок. Память молчала, не желая ничего подсказывать.
Я повернулась, одновременно проводя ладонью по меху одеяла, и замерла. Рядом лежал мужчина. Спутанные черные волосы упали на лицо, скрывая черты, но одна его рука обнимала меня поверх одеяла. Я потянулась к нему, откинула волосы, вглядываясь в лицо. Я знала его? Да, кажется, я знала его…
Мужчина открыл глаза и чуть улыбнулся:
— Доброе утро, Райша.
Имя.
Это было мое имя.
Мое детское имя, немногие его помнили.
Наверное, он был последним.
Мервин…
— И тебе… доброе…
Я вспомнила все. Теперь — все. И то, как мы оказались здесь, в этом странном месте, в одной постели… Покраснев, я натянула на себя сползшее одеяло, хотя смысла в этом жесте было немного. Мысли скакали галопом. Мервин молчал, лишь чуть улыбался, и оттого я неожиданно для себя самой начала злиться. Воспользовался ситуацией, ага… Или это я воспользовалась? При том, что не соображала, что делаю, а он все прекрасно понимал?
Так, но что с моей потерей памяти? Каким образом наша близость помогла мне восстановиться? Я замерла, прислушиваясь к себе. Внутри, в сути моей магии, что–то в очередной раз поменялось.
Закутавшись в меховое одеяло, как в королевскую мантию, я отважно ступила на ледяной пол. Ледяной в прямом смысле — полупрозрачное покрытие было создано из сухого льда, неприятно леденящего ступни, но не таящего от тепла. Внизу, под полом, виднелось движение теней — других обитателей этого странного места.
Мервин против моего начинания не возражал: остался сидеть на ложе, ничуть не стесняясь собственной наготы, и наблюдал за мной. Ну да, сумасбродная принцесса требовала постоянного пригляда, а вот то, что я тут разрывалась между желанием откровенно его разглядывать и глупым стеснением, значения не имело!