В нас с рождения заложено, что мы должны пресмыкаться перед старшими, поэтому мы заставляем себя приходить (в лучшем виде) на подобные мероприятия, вне зависимости от того, как сильно они разрушают наши эго и психику. Теперь вы понимаете, почему две успешные женщины тридцати с небольшим лет, одетые в чонсамы[2], лихорадочно купленные накануне, отчаянно пытались придумать истории о воображаемых бойфрендах друг друга, чтобы успокоить аудиторию, которую после этого вечера не увидят еще год.
– У меня все просто, – говорила Линда. Моя кузина и лучшая подруга Линда только наполовину китаянка (на другую она испанская филиппинка), поэтому у нее оставалось пространство для маневра в семье. Но даже эта хладнокровная адвокатесса сейчас потела в машине с включенным кондиционером.
– Запомни, что Элвин Чен, с которым ты уже знакома, не только мой босс, но и бойфренд, и исходи из этого. Подробности сама придумай.
– Кто я, по-твоему? Полный профан? – раздраженно бросила я, показывая в айфоне фотографию, на которой она запечатлена со своим «бойфрендом» на недавней вечеринке. Я нашла фото Вон Бина – актера, национального достояния Кореи. У меня нет такого красавчика-босса, как у Линды.
– Теперь ты запомни, что моего бойфренда зовут Генри Чон, он сингапурский китаец, ему под сорок, он единственный ребенок магната недвижимости и блистательного нейрохирурга, и выглядит он вот так, – я сунула ей в лицо телефон, чтобы она вдохновилась совершенством, которое представляет собой Вон Бин.
– Слишком много подробностей, – ответила Линда, даже не взглянув на экран. – Вруны всегда палятся на деталях. Все должно быть просто.
– Необязательно, если подготовиться так же хорошо, как я. А ты как будто бы напилась.
– Я подготовилась. И трезва как стекло, – фыркнула она, рыгнув мне в лицо парами джина. А еще как-то так получилось, что ее аккуратная прическа выглядела живо, а мои волосы уже успели растрепаться, как, собственно, и моя жизнь.
Я пробормотала молитву (по крайней мере, ту часть, которую смогла вспомнить).
– Запомни, что Генри – мой партнер в небольшой сингапурской юридической компании. Сейчас он на встрече с клиентом в Дубае и поэтому не смог прийти. А, и он высокий. И красавчик.
– Ясно, – сказала Линда, закатывая глаза. Она сделала глубокую затяжку третьей «сигареткой» за утро. – Есть еще что-нибудь, о чем мне нужно ненароком обмолвиться? Может быть, сказать пару слов о его огромном члене?
– Если будешь общаться с кем-то из тетушек постарше, то обязательно. Благословляю тебя на это.
Линда вздохнула, гася окурок в пепельнице.
– Ясно. И если кто-нибудь спросит, Элвин катается на лыжах в Валь-д'Изере.
– Валь-ди-что?
– Валь-д'Изер. Это во Французских Альпах, деревенщина. – Линда тяжело вздохнула. – Вот еще одна подсказка: люди всегда затыкаются, когда слышат непонятные названия.
– Хорошая идея, – ответила я. – Ладно, тогда пусть вместо Дубая будет Ашхабад.
Она вскинула большие пальцы вверх.
– Тогда Ашхабад. Готова поспорить, что никто из родственничков не помнит, кто я такая, так как я не появлялась в Азии больше десяти лет. Есть шанс, что я в безопасности.
Семья Линды отдалилась от клана, и в частности потому, что ее мать вышла замуж за «аутсайдера», то есть не китайца; к тому же все важные для формирования личности годы Линда провела в английском пансионе, поэтому китайская культура была ей чужда и она не чувствовала обязанности посещать мероприятия клана. Линда переехала в Сингапур в прошлом феврале, поскольку ее фирма планировала осваивать новые рынки.