– Спасибо, что высказали свои опасения, миссис Марден, – произнес мистер Бердсли. – Мы продолжим этот разговор в другое время.
Что-то проворчав себе под нос, кухарка вернулась к своему занятию.
Я прошла вслед за мистером Бердсли через еще один коридор, и он указал на дверь справа:
– Это будет ваша комната. Надеюсь, она вас устроит.
Внутри стояла кровать, туалетный столик, комод и платяной шкаф. Я выглянула в окно и увидела импозантного вида мужчину; он в одиночестве стоял на террасе и смотрел на сад.
– Этот человек, – спросила я мистера Бердсли, – он кто?
– О, – ответил дворецкий, нервно затягивая галстук, – его светлость, видимо, раньше времени вернулся из Лондона. Значит, мне пора. Пожалуйста, умойтесь и через час будьте готовы к встрече с детьми. Миссис Диллоуэй, домоправительница, будет в гостиной в два часа.
Я кивнула, а он повернулся к двери.
– Погодите, – сказала я, не отрывая глаз от пышного пейзажа за окном. – Эти деревья вдали. С цветами. Это… – мое сердце заколотилось. – Камелии? – Мне вспомнились слова мистера Прайса: «Отыщите миддлберийскую розовую, и можете возвращаться домой».
Мистер Бердсли вздохнул и огорченно ответил:
– Да. Леди Анна особенно их любила.
– Они прекрасны, – проговорила я, снова поворачиваясь к окну. – И их так много. – Смогу ли я определить миддлберийскую розовую?
– Действительно, – согласился мистер Бердсли, снова улыбнувшись. – А теперь мне пора. Увидимся в два.
Когда дверь за ним закрылась, я повернулась к окну и уставилась на камелии, на ряды этих изящных деревьев с яркими цветами, отливающими розовым, белым и алым. Через оконную раму проникал холодный ветер, наполняя воздух зловещим свистящим звуком. Я поежилась, думая о камелиях и их тайнах.
Глава 7. Эддисон
У подножия лестницы нас остановила миссис Клейн, кухарка. С ярким розовым румянцем на щеках она обратилась к миссис Диллоуэй:
– Извините, что отвлекаю вас. Миссис Диллоуэй, вас к телефону.
– Дом недостаточно модернизирован, – извинилась миссис Диллоуэй. – На второй этаж телефонную линию так и не провели. Мне придется зайти на кухню.
– Ничего страшного, – сказала я, спускаясь вместе с ней по лестнице в гостиную, где уселась на синий бархатный диван с резными ножками красного дерева. Этот диван напоминал мне старую ванну с когтистыми лапами, какая была в моей первой квартире; я снимала ее после окончания колледжа, до того, как встретилась с Рексом на благотворительном мероприятии, собиравшем средства для Нью-Йоркского ботанического сада. Тогда жизнь не была такой сложной. Вздохнув при этом воспоминании, я взглянула на книгу у себя в руках. «Годы». Облокотившись на валик дивана, я раскрыла книгу. Было такое ощущение, что книгу не открывали десятилетиями: она заскрипела, словно говоря «а-х-х-х!», и в ноздри ударил затхлый запах с примесью чего-то приятного, цветочного. Я перелистнула хрупкий, с водяными пятнами титульный лист и в начале первой главы, озаглавленной просто «1880», прочитала несколько раз первую строчку:
«Весна была неровная»
Эта фраза показалась мне знакомой, словно я уже читала ее раньше тысячу раз. Но я точно знала, что эту книгу я никогда не читала. Я вспомнила о Нью-Йорке, об угрозах, и только тогда заметила надпись на форзаце. Синие чернила частично стерлись, но я все-таки сумела разобрать слова. Эти две строчки озадачили меня: «Флора, на самом деле мы всегда знаем, как поступить правильно. Трудность же заключается в том, чтобы именно так и поступить. Удачи! Джорджия».
Кто была эта Флора? А Джорджия? И что означали эти слова?
Я стала торопливо листать страницы, словно ответ скрывался внутри книги, и тут мне на колени что-то выпало. Я взяла маленький квадратик и перевернула его, чтобы лучше рассмотреть это сокровище – черно-белую фотографию разноцветной камелии с единственным цветком, таким потрясающим, что я вскрикнула. Прежде чем вложить фотографию обратно в книгу, я заметила, что к ней приклеена еще одна. Я осторожно разделила два изображения и обнаружила портрет красивого молодого человека в военной форме. Он стоял у подножия лестницы и улыбался, словно был влюблен в фотографа, по уши влюблен. Я узнала фон на заднем плане. Это было фойе в Ливингстон-Мэноре.
За спиной раздались шаги, и я поскорее засунула фотографию обратно в книгу.
– Ой, слава богу, это ты, – сказала я, обрадовавшись, что в дверях стоит мой муж.
Он чмокнул меня в лоб.