: Картина почти аллегорическая — “Туженики...”,—
: Дятлы. И мне становится смешно. А потому, когда труды их подходят к концу — мне-то отсюда, со своей стороны это хорошо видно; да и рассчитал я, опуская плиту, чтоб им с их способностями минут на десять работы было — им работы, а мне сигаретку выкурить, да рюкзачком столь нужным оснаститься,—
— когда старания трудов их подходят к концу, я со смехом бросаю в расширяющуюся меж нами щель как раз догорающий бычок — и он красивым таким фейерверчиком рассыпается искорками о чью-то несвоевременную лысину ( “попал, между прочим”,— цитирую я по этому поводу, ибо “попал — звучит гордо!” ),—
— и мы возобновляем нашу игру:
“Преследование”.
: “Гонки-под-горизонталью” —
— под линией горизонта то есть.
РЕМИНИСЦЕНЦИЯ I.
..: очень сложно объяснить, почему я взялся за перо и пытаюсь описать наши далёкие события. Порой мне и самому становится это не ясно. < Я, толком не прочитавший в своей жизни ничего путного — и вдруг в роли писателя... >
: «ПИ-ИТ-САТЕЛЯ...» — как, возможно, протянул бы, увидев эти строки, Сталкер. Милый “майн кайф любер люмпен” Егорова,—
«ЧУКЧА — НЕ ПИСАТЕЛЬ!!!» — рявкнул бы по этому поводу сам Сашка, окажись рядом.
— А Пищер бы промолчал. Только усмехнулся: не зло, не презрительно... А так. Просто.
: Я по-прежнему не могу его понять. Всё ещё не могу. То есть порой мне кажется, что я его понимаю... Но это быстро проходит. Как наваждение, как фокус,—
— Что-то в нём есть: неуловимое, двойное; нет — как калейдоскоп; повернёшь иначе — и всё вновь, и уходит в бесконечность... Бесконечность. Словно наложение волн ——
— “И н т е р ф е р е н ц и я”,—
: Тяжёлое слово. Его.
В калейдоскопе — три грани и стекляшки внутри ( между ).
: Пищер — не стекляшка.
В нём словно... Да, вот это слово: в нём словно три человека, три грани; чуть иная ситуация, поворот...
— Нашёл. Да. Правильно.
И лёгкий полёт — со звоном.
..: Но я не знаю, что могли бы сказать эти “трое”, прочитав мои записи. Не могу себе представить — как невозможно представить заранее следующий узор калейдоскопа. Тут гадай, не гадай...
— Но эти “трое” не дают мне покоя. И я вернусь к ним позже:
Потому что бывают ситуации, когда не думать — нельзя, и не писать — невозможно; но наступает момент — должна стоять точка, запятая, тире — пауза; и я откладываю тетрадь и ручку, чтобы вернуться к ним позже.
— Позже: через несколько недель, лет, месяцев.
Потому что не писать — невозможно:
— После очередного невозвращения в Ильи.
— После отъезда Керосина и Пищера.
— После визита Сталкера: вдруг, спустя столько тысяч лет, чуть-ли не через окно ( точнее — балкон: я живу на втором этаже ) в два часа ночи с сумкой пива и бутылкой столь милого его сердцу “ПАРТ-(‘АРТ)-вайна” в руке,— уже изрядно навеселе...
... или после очередного “неразговора” по телефону с Егоровым. “Неразговора” — это не в обиду ему, то есть тебе, Сашка — просто говорить ты теперь не желаешь ни о чём, кроме как о своих “КАН-пьютерах”,— а мне уж, извини, ещё в школе казалось, что и в двоичном коде одно число — лишнее; слишком оно всё... Как бы сказать: запутывает?..
: Такой уж я, видимо, человек — недоразвитый, может; несовременный — но что тут поделаешь?.. Какой есть.
: Какой был. Может, я и становлюсь лучше — может быть.
: Расту. Прозреваю —
— теперь. Обращаясь к вашим давним словам, разговорам. Спустя столько тысяч лет...
: ОДИН. И кажется, что — п о с л е д н и й .
..: Только сейчас начинают доходить ваши слова, разговоры, споры, стихи, песни,— наши долгие ночи у костров – и такие краткие дни общения!..