А “Зелёная война” началась, когда я пришёл из армии. Но не мы начали её. По крайней мере, так я тогда думал. Хотя это была наша война.
— Я вернулся в Ильи; думал — в Сказку: так хотелось смыть с души коросту армейской пакости!.. Ильи были для меня — Пещера: та, из “Семи Подземных Королей” и из “Путешествия к центру Земли”,— и лишь там, когда можно оказывалось как-то отключаться от жары и проклятой духоты казармы — и от солнца безумного, и от безумных ливней, что дождями-то назвать было нельзя,— и от многого другого, о чём, конечно, не место — здесь,— лишь там понял я, чем были для меня Ильи:
: Стали — меньше чем за год хождения в нечастые выходные...
: П р и с т а н ь — не Дом и не Приют,— но Часть Мира, где можно стать одним с этой холодной каменной гладью, с изломами плит и жалостливыми известковыми тучами водокапов,—
: с маленькими кристалликами кварца — маленькими, но как же Прекрасными в обрамлении жёлтого и белого, бывшего Жизнью,—
— и с тонкими пальчиками сталактитов, что будто указуют: вниз — ...
— Я вернулся, и увидел...
: Да — строились гроты. Может, по-своему это было хорошо. Но будто бульдозер корёжил лес, возводя колоссы спичечных коробков на окраине города. И набивал в бетон людей — по прописке, каждому своё место. Где не дай тебе Бог перепутать двери близнецовых пристанищ,—
— Как же: строили-мы-строили,— и будет стоять кто-то чужой?.. Словно собственностью какой-то становились эти камни, право — от того, что слишком тяжёлым и дорогим трудом было плачено за их перемещение с-места-на-место.
Не хочу сказать, что в неудобном, необорудованном для стоянки гроте располагаться на отдых лучше — ясно, что нет,— вопрос в другом. В том, что вместо Природы стали громоздить некие подобия городских клетей — но смешно пытаться под землёй повторять/копировать верхний мир, и не для того ведь приходили под землю, чтоб тянуть за собой хвост городских заморочек и условностей... К тому же оборудование гротов этих стало прямо какой-то самоцелью, соревнованием бытовым по-американски — вот, мол, в гроте Подарок пять человек на нарах разместиться могут — а мы у себя в Соседе нары на десять человек забабахаем...
: Да — новый народ пришёл. Интересный — быть может. Но незнакомый и иной. А хотелось того, что было раньше. И пусть не знал поимённо всех, кто прежде ходил в Ильи,— дело, опять же, не в этом. За новомодным обживанием Ильей кондовая суета стала; не ходили теперь в Ильи — “бегали”; они ведь и говорили так: “сбегать к Шкварину”, “сбегать к Шагалу”...
: К Шагалу. К Шкварину. То есть — Свечу поставить. А звучало — ... .
— И очень громко всё это было. Базарно. Опять же, ничего не имею против “девочек” ( конечно, речь идёт не о “ночных ресторанных бабочках”, а о наших подругах, пусть и временных; «девочки — наше богатство», сказал как-то Гена,— что бы были наши походы без них — без того тепла и уюта, что никогда не мыслим в “чисто мужской” компании?.. ),—
— но когда пол-Системы только и делает, что обсуждает “кто, где, с кем и когда” — становится омерзительно-скверно. И хочется отойти в сторону. Как от кучи дерьма.
: Не хочу сказать, что Сашка устроил всю эту бытовую навязчивую суету,– нет. Он привёл-пригласил в Ильи кого-то; кого-то позвал Мамонт; кто-то пришёл сам, почти случайно — как Хмырь, что сразу сошёлся с Сашкой < ибо “не бывает случайностей в нашем мире >,– эти пришедшие позвали своих друзей. И получилось, как с оборудованием гротов: лавина. Стоит убрать один действительно мешающийся камушек – за ним становится видно, что мешает следующий, и так далее. Это очень трудно остановить. И тогда мы с Сашкой, Коровиным и Керосином “ушли вправо”: в Правую систему Ильей. Туда, где прежде никто никогда не стоял. Подальше от суеты. Вернувшийся из Средней Азии Пищер, конечно, сразу присоединился к нам — потому что, как и я, не знал больше половины нового народа — все они пришли в Систему, пока он покорял среднеазиатские дыры; многих, как я сказал, привёл Мамонт — и как-то так получилось, что вновь пришедшие Пищеру сильно не понравились; по-моему, отсюда и началась их размолвка с Мамонтом. То есть Пищер считал, что бардак, что в Левой системе Ильей творился, от весёлой подземной жизни Мамонта проистекает — и его друзей, соответственно. И мы ушли от этого бардака подальше. Из новых, кто недавно пришёл в Систему, к нам присоединились Хмырь и Хомо; мы без лишней суеты оборудовали себе гротик в, казалось, немыслимом переплетении плит и камней на одном из рухнувших перекрёстков — оборудовали красиво, совсем непохоже на полугородские берлоги Левой — с сохранением диких естественных форм камня,— ну и, конечно, там, где прежде ничего, кроме непроходимого завала, не было — то есть мы не “оттяпали” у Системы какой-то кусок поудобнее под личное жильё, а даже словно прибавили к ней расчищенное нами пространство. И назвали свой грот Десяткой.