Творческое безумие к нему и прежде захаживало, но раньше оно надолго не задерживалось. На третьи сутки он всегда валился с ног от усталости и засыпал. Сейчас же всё происходило иначе. Словно робот, Виктор писал одну картину за другой, и любая из них могла бы занять почётное место в выставочных залах лучших музеев мира. Шедевры... Один мимолётный взгляд на картину, и созерцателя накрыла бы цунами эмоций, вымывая из глубин души скопившуюся грязь и оставляя после себя лишь светлые и чистые чувства. Даже далёкие от искусства люди и придирчивые критики потеряли бы от увиденного дар речи.
Вот только Виктор не считал их шедеврами - он упорно продолжал состязаться за лидерство с самим совершенством. Пока безуспешно... У него никак не получалось вдохнуть жизнь в свои творенья - под тяжёлым, въедливым взглядом не верящего в собственную гениальность человека ничто не могло устоять. Величественные мегаполисы рассыпались в прах, зеленеющие леса превращались в смердящее месиво гнили, а цветущие красавицы в старух, от одного взгляда на которых бросало в дрожь. По крайней мере для Виктора реальность на картинах выглядела именно так.
Сверху донёсся громкий шум, как будто что-то массивное обрушилось на деревянный пол. Виктор, уткнув кисть в холст, замер и прислушался, перебирая в голове возможные варианты.
- Показа... - выдавил он спустя несколько секунд тишины, но его тут же оборвал на полуслове звон бьющегося стекла.
"Что там вообще происходит?!"
Виктор бросил работу и вскоре уже бежал по скрипучим ступенькам деревянной лестницы. Домчавшись до верха, тяжко выдохнул, толкнул грузную дверь и вышагнул в коридор перед гостиной.
Поначалу Виктор даже растерялся, подумав, что не туда пришёл. Такого жуткого беспорядка в комнате он никогда в жизни не видел: белый диван и резная мебель перевёрнуты, вещи разбросаны, стойки с цветами опрокинуты, торшеры повалены, весь пол усеян осколками глиняных горшков и землёй. Как будто в гостиную ворвался смерч и немного покуражился, испытывая свои разрушительные способности. Виктор огляделся - окна и двери в доме оставались плотно закрытыми.
Пульс его участился, ладони увлажнились.
"Наверное, грабители... Пришли за полотнами!" - пронеслась мысль.
Виктор блуждал взглядом по комнате, мучительно размышляя, что предпринять. Огнестрельного оружия в доме он не держал, да и обращаться с ним не умел. Прогнать грабителей или расправиться с ними в одиночку ему бы не удалось. Природа не наградила ни богатырской силой, ни крепким телосложением. Он в жизни ничего тяжелее кисти не поднимал. Бежать? Не в его правилах - трусость художник презирал. Ему оставалось надеяться, что злодеи уже нашли ценные картины и убрались восвояси. Виктору не хотелось глупо умирать из-за кусков ткани, бездарно перемазанных краской.
Он наморщил лоб и зашагал по комнате, стараясь не шуметь. Поднял с пола чудом уцелевший горшок с фиолетово-синим соцветием. Виктор сразу вспомнил название - тилландсия, любимое комнатное растение жены, которая в цветке души не чаяла и ухаживала за ним, как за ребёнком.
"Вот твою мать! О чём я вообще думал! Лена! Её же могли... Не хочу... Прочь, дурные мысли!"
Виктор заметался по первому этажу в поисках жены. Осмотрел обе спальни, гардеробную, библиотеку. Даже в ванной комнате в душевую кабинку залез. Елены нигде не было, как и грабителей. Радовало Виктора лишь одно - пятен крови он тоже не нашёл.
Художник возвратился туда, откуда начинал, и тотчас направился в другую сторону дома - в столовую. Похрустывая битым стеклом под ногами, он обследовал все углы: проверил кладовую, заглянул под скатерть обеденного стола, перешерстил нижние ящики кухонного гарнитура. Никого... Отчаявшись, решил подняться на второй этаж, но вдруг услышал тихое всхлипывание, доносившееся от выходящего во внутренний двор окна. Сначала он подумал, что померещилось, и сделал шаг к двери, но тут всхлип повторился. Виктор подбежал к окну, отдёрнул тяжёлую гобеленовую штору и увидел жену.
Елена, забравшись с ногами, сидела на подоконнике и ревела, закрывая лицо руками. Её когда-то белоснежное вечернее платье, которое они купили для пятничной вечеринки у Соколовых, превратилось в изодранную половую тряпку, перепачканную на груди и спине пятнами ржавого цвета. Но Виктора это нисколько не волновало, главное, что супруга была цела и невредима - ни ссадин, ни синяков, ни порезов. Ничего... Никаких следов насилия на руках и стройных ногах. Но тревога не исчезла - Виктор всё ещё не мог разглядеть её лица. У него даже сердце защемило от одной мысли о том, что могло бы случиться.
- Леночка, это я, - прошептал Виктор, легонько проведя пальцами по пряди каштановых волос, ниспадающей на плечо, но никакой реакции не последовало. - Лена! - прикоснувшись на этот раз к её хрупкой руке, повторил он.
Жена не вздрогнула, но и не откликнулась, лишь опять судорожно вздохнула.
- Покажи... Что они сделали?
Но в ответ - тишина. Неопределённость пугала Виктора сильнее, чем страх опасности. Он занервничал, схватил жену за запястья, потянул и освободил её лицо из плена рук, причём без всяких усилий.