За окном снова ударила молния. Елена встрепенулась, взгляд стал ясным и осмысленным, а на лице сквозь слёзы засияла искренняя улыбка счастливого человека, такая, что муж не смог удержаться и улыбнулся в ответ.
Теперь Виктор видел любовь всей жизни иначе - Елена предстала перед ним именно такой, какой он её запомнил в первую встречу - юной, бесподобно красивой и недоступной. Он познакомился с ней на пляже в Адлере, куда Виктор приехал на пленэр в поисках впечатлений и новых образов.
У него по телу побежали мурашки, в метре от него - наваждение, прорвавшееся сквозь пелену времён и чудесным образом воскресшее в сознании. Взгляд в прошлое... Он ощущал запах бриза, мистического ладана и аромат её молодого тела. Чувствовал приятно обжигающее кожу дыхание.
- Пора, уже почти десять часов, - шёпотом произнесла она, не сводя с мужа глаз, и тут же громко добавила: - Не жалей ни о чём, Виктор. Важно одно - мы вместе, и я люблю тебя!
- Я тоже тебя люблю! - без раздумий ответил он, выныривая из воспоминаний.
Виктор сделал шаг ей навстречу и наклонился для поцелуя, но его губы не почувствовали прикосновения - голова Виктора прошла сквозь жену, провалившись в пустоту. Он с непониманием отпрянул и остолбенел: Елена приняла вид полупрозрачного призрака, подсвеченного изнутри белым сиянием. С каждой секундой свечение становилось всё тусклее, а тело всё прозрачней. Она исчезала из этого мира, словно утренняя дымка на рассвете. В воздухе осталась лишь улыбка, но и она вскоре растворилась. В столовую вернулся полумрак, а в душу Виктора проскользнула непроницаемая тьма, сковавшая его тело и разум.
Через четверть часа оцепенение прошло, и Викиор смог пошевелиться. Словно завороженный, нетвёрдой походкой, он добрёл до гостиной и рухнул на диван. У него не было сил ни рыдать от отчаяния, ни биться в истерике от безудержного горя. Хотелось напиться и угодить в мёртвую хватку забвения, чтобы хоть ненадолго забыться. Но Виктор знал, что в доме не найти ни грамма спиртного. Он бросил пить еще в далёкие двухтысячные, когда понял, что алкоголь мешает объективно воспринимать действительность: картины, которые ночью ему казались шедеврами, на утро всегда превращались в бездарную мазню.
В мозгу безостановочно крутились одни и те же мысли, укачивая чуть ли не до тошноты. Виктор никак не мог поверить в происходящее, это просто не укладывалось в голове - он только что видел призрака. И не просто бесформенную сущность, а собственную жену, которая говорила с ним, мыслила, выражала эмоции. Она выглядела по-настоящему живой и осязаемой. Но больше всего Виктора пугало другое - он не помнил того, что Елена умерла. В голове как будто целый пласт воспоминаний вырезали: ни подробностей похорон, ни причин смерти, ни ощущения утраты, ни следов раздирающей душу боли. Ни одной зацепки, абсолютно ничего! Он не мог убедить себя в том, что её больше нет.
Оставшись наедине с воспоминаниями, Виктор пролежал на диване в обнимку с любимым цветком Елены до глубокой ночи. Он твёрдо решил, что утром отправится на кладбище. Не то чтобы Виктор боялся идти туда ночью: после случившегося его вряд ли могло что-то удивить или напугать. Причины крылись в другом - он никак не мог совладать с обезумевшей музой, плевавшей на чужую боль и страдания. Теперь она не подгоняла, упрямая богиня требовала продолжения. От её визга голова раскалывалась на части. Муза сводила Виктора с ума новыми навязчивыми идеями. И он знал лишь один способ, как можно избавиться от неё - подчиниться и выполнить то, чего она желала.
С трудом поднявшись, Виктор на одеревеневших ногах поковылял к лестнице в подвал. Неспешно спустился, подошёл к мольберту, скинул холст с недавно начатой картиной, но потянулся не к стеллажу, а к куче отработанного материала на полу. Отыскал забракованное полотно с лесным пейзажем и водрузил картину на законное место. Смочил поверхность отбеленным маслом, втерев его ладонями, и приступил к приготовлениям, оставив картину ненадолго в покое.
Теперь Виктор знал, как можно оживить загубленное творение... Чудодейственное средство всегда находилось рядом, но он этого не понимал и всю жизнь безрезультатно искал не там.
Он замешал на палитре краски, выбрал одну из кистей и начал творить, хотя больше это походило на волшебство. Он то яростно набрасывался на картину, и тогда руки мелькали с невероятной быстротой от холста к палитре и обратно, то в раздумье замирал на пару минут. Возвращаясь в реальность, хватался за мастихин и соскабливал, затем отшлифовывал, протирал тряпкой и принимался за дело вновь.
В него как будто сам сатана вселился: в глазах играло огнём безумие, взлохмаченные волосы сплелись в подобие рогов, а с лица не сходила довольная ухмылка.
Виктор закончил работу лишь к утру, когда в унылый подвал стеснительно забрались через окно первые лучики восходящего солнца. Отошёл на несколько шагов от мольберта, обвёл взглядом картину и заулыбался во всю ширину рта. Виктор буквально засветился от счастья, причём в прямом и переносном смысле. Его силуэт на фоне окна окружал радужный ореол, создаваемый бьющими в спину лучами. Первый раз в жизни гений остался доволен результатом, ему даже не хотелось искать недостатки.
С улицы послышалась тяжёлая поступь, он обернулся на шум, и тут же в глаза ударил яркий солнечный свет.